щаться на прием хотелось еще меньше, чем раньше. Видеть сейчас Арсения для меня все равно что идти к дантисту, когда нет желания, за

тсутствие мужчины окончательно снесло мне крышу. Впервые за все эти годы я позволила естественным инстинктам победить разум, но только направила свое либидо отнюдь не туда, куда нужно. А куда нужно? Нужно ли? У меня дип

рдцебиение, а заодно настроить на неизбежную встречу с Романовым. Как-то не очень-то вышло, но себя я убедила, чт

куда запро

я просто вышла по

вич уже волнуетс

ы мои эмоции вышли наружу. Я потянула на себя парня, крепко прижавшись к нему всем телом. Мне отчаянно требовалось

рогнул, он был неуверен, и, скорее всего,

о же, что и к Арсению. Этого было мало. Словно движимая какой-то невидимой силой, отбр

вы, но он быстро реабилитировался и практически вжал меня в то

делала, было не больше, чем игрой. Мне хотелось чувствовать себя опытной, уверенной в себе женщиной, пусть такой я и не была на самом деле. А вот Юрка все воспринял всерьез. Бедром я чувствовала его возбу

— отстранившись от парня, пытаясь

тветил Юрка, — идем, — он взял меня за руку

тствие и неподобающий внешний вид. Растрепанные волосы и распухшие от поцелуев губы практически кричали, чем я только что занималась в саду. И да, это, конечно, было неуважением ко всем собр

о была пустая отговорка. Только полный идиот не заметил бы, что молодой профессор на вечере чувствовал себя не в своей тарелке. Хотя женская поло

дарил хозяйку за изумительный ужин, а коллег за интересные беседы. Евгения Матве

Юре. Я знала, что папе он нравится, тем более, что его старший брат, когда был студентом Оболенки, учился у отца. Юрка всегда вызывал папину симпатию своей обязательностью, усердием и умением идти к цели, притом, что всегда оставался главным заводилой университета. Но как бы хорошо папа ни относился к парню, когда дело ка

. Ты же меня знаешь. Тебе не о чем волноватьс

волноваться. Ты — моя гордость, еди

не хотела работать над дипл

тельно посмотрел на меня, и когда

ршенно разный. К тому же, мы умудрились повздорить, — я перевела дыхание, чувс

ас разные взгляды на изучаемую проблематику, это только на пользу! Вспомни, что сказал Сократ:

ись от спора — спор есть самое н

лся папа. — Вам надо достойно написать работу. Он будет твоим руководителем, и точка

совершенно не хотелось сталкиваться с ним вновь. Промучившись всю ночь от бес

к заветной аудитории, тем тяжелее становилось идти. Единственное, что хоть как-то подбадривало, что до следующей недели его

емел голос злосчас

ми, — протиснувшись в полуо

ю вас,

и все свое внимание уделил мне. Под его пристальным взгля

альевич, я го

ился мужчина, чем напомнил десятилетнего па

моим руководител

диплом. Мне принесете на пр

ично, останусь я его дипломником или нет, и это притом, что

исан. Осталось всего ничего, так что дерзайте,

еня есть

о сами найдете ответы. Я буду ждать на п

мне горло, когда я сдам ва

— раздраженно сказал он и отмахнулся от меня, как от назойливой му

ры и временной свободе до понедельника. Правда, в отличие от моих сокурсников, для кого пятница была днем отдыха, я планировала заняться дипломом. И не послед

до той страшной трагедии. И пусть это было нехорошо, но я решила сама найти ее в личной библиотеке профессора Радзинского

затхлый запах, захотелось распахнуть окно, но это было бы слишком рискованно. Судя по всему, в дом Радзинского не приходили: мебель покрылась слоем пыли, и разбросанные впопыхах вещи так и ост

нату и заметить то, что укрылось от глаз сначала. Столик — дальше от дивана, подсвечники стояли под другим углом, рамки для фотографий были немного сдвинуты. Мы с Радзинским проводили у него дома уйму времени, поэтому я прекрасно запомнила обстановку, в отличие от того, кто пытался воссоздать ее по памяти. Но кто это был, и что ему было нужно в доме профессора? Может

мната одинокого пожилого мужчины. Ванную я осмотрела довольно быстро и тоже ничего не нашла. А вот в библиотеке пришлось повозит

гладкая обложка из темно-коричневой кожи. Но самым интересным было то, что вместо текста в ней были те самые гравюры, только каждая из них имела подпись. Пролистав до середины, я отыскала того самого повешенного. «Предатель». Эта картина

имое место размышлениям о Павле Аркадьевиче. Выходило, что его смерть не несчастный случай, и даже не убийство. Профессора казнили, и он был в курсе своего приговора, поэтому и хотел бежать. Но Обо

не терпелось скорее прийти в свою комнату и как следует просмотреть загадочную книжку. Вдруг в ней я найду и другие знакомые

округ и уже собиралась завернуть за угол, как вдруг с кем-то столкнулась. Я бы обязательно оступилась или даже упала, если бы он не успел меня подхватить. Можно было даже не поднимать голову, потому что и без того я знала, кто передо мной. Его те

йте, Арсени