яканьем его кофейной чашки в раковине по утрам. Мы не говорили о годовщине. Мы не говорили ни о чем. Пропасть между нами разрослась до бездны, и у меня больше не было сил

вечером, случил

ова бессмысленно плыли перед глазами. Запах старой бумаги и полирол

и на груди. Его выражение лица

й Луны в субботу, - з

олитики и игр за власть, замаскированных шампанским и музыкой. Я никогда там не была. В наш первый год он сказал, что толпа

вая внезапной, дикой надежды, расцветшей в моей гр

н был резким и деловым. - Будут присутствовать несколь

ой воды, но их было недостаточно, чтобы погасить крошечное пламя, которое он толь

я, позволив маленькой, робк

го взгляд уже был г

дела - глубокого полуночно-синего шелка, мерцающего, как усыпанное звездами небо. Оно было чудесным на ощупь, шепот жизни, которую я могла бы

и, и я вытащила бабушкин кулон. Лунный камень мягко светился в свете лампы. Я застегнула серебряную цепочку на шее, камень лег в ямочку

о красивым в черном смокинге, идеальный образец Альфы.

мплимент, скорее констатация факта, но я вцепилась в эти

Я сидела напряженно на плюшевом кожаном сиденье, запах его дорогого одеколона заполнял небольшое пространство. Я пыталась завязать р

Это была ошибка. Он просто использует

л Бал, когда его телефон зажужжал. Он взглянул на экран, и все его поведение измен

его голос бы

кое? Ты

а другом конце, но мне

нежностью и любовью, которых он никогда, ни разу, не проявлял ко мне

блю т

ревратился в глухой рев в ушах. Он любил ее. Он бросал нашу годовщину ради нее. Он бросал Бал - этот еди

ли на мокром асфальте. Мы погрузились в внезапную, жестокую тишину на о

еня. Его глаза были дикими, сосредо

, слова были брошены как б

енилось, звук рвущейся ткани и ломающихся костей был тошнотворным контрапунктом барабанящему дождю. На его месте стоял о

нно, окончательно и

была настолько огромной, что была почти безмолвной, огромной, пустой бездной там, где раньше было мое сердце. Последнее, неопроверж

ромочив мое шелковое платье, прилепив волосы к голове. Мне было все равно. Я вывалилась на дорогу, асфальт был грубым и

окого, что оно казалось смертью. Я просто стояла там, позво

слепитель

свете. Гладкий черный автомобиль, еще более внушительный, чем у Марка, с визго

евероятно высоким, его фигура излучала сырую, необузданную мощь, от которой трещал воздух. Это была мощь, которая за

е, его пронзительные серебряные глаза - цвета зимней луны - впились в мои. Его лицо

ва слегка наклонилась, словно пробуя воздух, пробуя мой запах. Низкий, собственнический рык зародился глубоко в его груд

ои, и он произнес одно-единственн

Мо