и мое горло и не отпускал до последнего вздоха. Наверное, во мне должна была жить ненависть к нему, как раньше. Но ее не было… я не могла его ненавидеть. Я знала за что, я знала, что он совер
всем расчетливый, умный и сильный. Сейчас им правил гнев и жажда мести, а еще и дикая ревность. И я обессилела от понимания, что мне никогда н
мучил мое тело, но еще сильнее он издевался над моей душой каждым этим насилием, каждым визитом… Я их ждала и боялась одновременно. Мне казалось, что он ненавидит меня сильнее не до того, как причинил боль. А после. Но я
-вот что-то изменится. Особенно когда он не просто брал, а начинал ласкать мое тело. Мыть его вместо прислуживающей мне Зухры. Мыть с той же осторожностью, как когда-то, когда выхаживал меня после страшно
до банального отвратительнее – он доказывает себе и мне, что я грязная шармутка. Которая течет от его ласк и кончает от них, как бы мерзко он со мной не обходился. Доказывает мне, что я шлюха, которая могла трахаться с кем угодно и получать удовольствие. И тогда
т ее, как нарочито медленно обводит ореолу соска и играет с самим кончиком, чтобы заставить тело покрыться мурашками. Обводит мой шрам вокруг, рис
адскую пляску. Он не забывает ни один миллиметр, ни один кусочек, кот
к его рукам и губам, должна… как раньше. Я призываю на помощь всю силу своей памяти, призываю былую ярость и равнодушие… Но все изменилось. Он вывернул мою душу, он заставил меня полюбить его, заставил каждую клеточку моей души пропитать
енная до исступления и согласная на все, только бы эти проклятые пальцы не останавливались, когда меня всю уже трясет на грани отвратительно-острого оргазма. И я хочу, чтоб его руки продолжали проникать в мое тело, растирать
ука? Видишь, что мо
сорваться… а он делал это часто, превращал в стонущее животное, чтобы оставить и ждать, глядя на меня с бешено раздувающимися ноздрями и широко открытым ртом, а пото
кончающая подо мной. Сегодня обойде
ческих судорог и боли в промежности, и каждом чувствительном мест
удет тебя так же люто ненавидеть. Ненавижу. Как же я тебя ненавижу за то, что ты мне всю душу изрезала…
не видит. Он не говорит со мной и мне. О
кса, растерзанная им, распятая под большим темным телом, смотрю ему в глаза и вижу, как сквозь ярость и ненависть проскальзывает отчаяние и боль. Я знаю
ахочет, даже если секунду назад сопротивлялась, рыдала и молила не трогать. Доказать мне прежде всего, что я заслуживаю его презрения. Но я не
ходима, как бы Аднан это не отрицал. И это больше всего сводило ибн Кадира с ума, и я видела, как ему хочется причини
се еще саднящим телом, наполненным его семенем. Я молила Бога только том, чтобы не зачать от него опять. Только не в этой ненависти и войне
враждебном и так непонятном мне мире. На самом деле мой палач был моим
е хватало. Вечером, после того как Зухра принесла мне поесть и расчесала мои волосы ко сну, дверь сарая распахнулась, и на его пороге показалась женщина. Бедуинка. Она кивну
мылкой на мясистых больших губах. Ее широкие брови почти сошлись на переносице, и всем своим видом она источала дикую ненависть. Ко мне. Я не знала,
едной кожи он пренебрегае
всматриваясь в смуглое лицо
со мной. Обошла меня вокр
не, сучка. Я
других мне не известно. Пусть при
ла подб
ра Асада и законная жена Кудр
, только не этого… чего угодно, но не такого унижения, не такой боли от понимания, что все мои оправдания лишь ложь самой се
. И может, я пощажу тебя и н
вместо слез, вместо отчаянных рыданий от поним
о не посмеет меня ослушаться! Он приедет, а ты уже с
а, и чувствовала, как схожу с
. Это слишком просто и слишком г
растянула толсты
т, что ты сбежала, – теперь расхохоталась она, – Фат
плотную и толкну
ды и воды. Кудрат вернется через пять дней.
… и тут же обернулась, к
е их и, если уз
У него таких, как ты, было сотни. Я избавилась от каждой
Бог решит – жить мне или умирать. Только бы не увидеть снова проклятого лжеца и предателя, который посмел обвинять