ЖЕНА ХАНА

брушивался на Тамерлана, и от понимания, что со мной что-то не так. У меня все плывет перед глазами и дрожат колени. Не надо было ехать, не надо было стремиться жить

ающийся ему в грудь, и я вздрагиваю вместе с ним, чувствуя, как начинаю задыхаться и покры

комый, и я даже не поднимаю голову, чтобы посмотреть, кто это. Да, мне надо на воздух.

чиной в черной маске. Мои руки связаны, а рот закрыт кляпом. Я мычу и сопротивляюсь, дергаясь всем телом. Человек за рулем не обращает на меня внимание. Мне видны только его руки, он одет во все черное, и он всю дорогу

от ужаса не могла пошевелиться. Мужчина грубо вытащил меня наружу, освободив от кляпа и развязав руки, и швырнул в мокрую от росы траву. Задыхаясь я смотрела на черную маску,

вывернет тебя наизнанку. Для него ты лживая, блядская шлюха. Он отдал приказ закопать тебя живьем.

совсем понимая зачем все это. Зачем меня вышвырнули где-то в пригороде, зачем весь этот странный сп

Зачем вы э

юди помогли тебе. А ослушаешься – пожалеешь. Те

ехал на дорогу, развернулся и с оглушительным виз

ня не обманули, там были деньги и паспорт с моей фотографией на другое имя. Какое-то время я лихорадочно думала. Кто-то в доме моего мужа устроил для меня побег. И я никогда не узнаю, с какой целью. В благородство лю

волосы, упавшие на лоб, слегка влажные от пота. Сердце дрогнуло, и до боли захотелось

ду – он мог отдать такой приказ, если узнал, что я сбежала. Нет… это иллюзия. Такой человек, как Хан, не умеет любить,

ания, что я увижусь с мамой Светой, что я больше не под замком, не в золотой клетке, не под вечным конвоем в непрекращающейся борьбе за выживание. Денег в свертке хватит для того, чтобы уехать и переждать, пока ОН будет лютовать. Спрятаться так, чтобы не нашел. Уехать, может быть, в дерев

льно на мне женился. Я даже начала привязываться к нему… Я могла бы его полюбить… наверное. Пока вдруг не ощутила это головокружительное чувство – свобод

напротив подъезда, старичо

жно у меня остановиться

не есть где…

не взял, укатил, оставив п

меня, прижимать к себе, а потом кормить пирогами на кухне. Подошла к двери и вначале подумала, что ошиблась этажом, но потом увидела на стене знакомые, выцарапанные спичкой буквы и застыла у новой, вскрытой лаком двери. Протянула руку к звонк

сь дверь, и я услыш

? Это ты? Ты, д

олько раз. Баба Марфа, она дружила с мамой Све

то, а? Идем. Идем в квартиру. Не звони туда. Он невмен

невмен

й и собакой-свиньей. Пару дней не слышала,

*

й кухне и раскачивалась из сторо

хуже и хуже. С постели не встает. Я пару раз заходила, а она дверь откроет и на кухню идет, с фотографией твоей сядет и сидит, смотрит. Не верю, говорит, что моя девочка умерла. Не верю им и все тут. Пару недель еще к ней ходили-бродили, пакеты с едой носили. Я даже как-то рада была, что есть кому присмотреть… Эх, если б знала… а потом я так и не поняла, как все произошло. Скорую привезли, полицию. Говорят, га

ону. Я смотрела перед собой и ничего не видела. Только г

арапали, так от нее и избавились. Как только узнали эти сволочи, что од

я к двери броситься, закричать, царапать ее ногтями, орать, как бешеная. Неправда это. Жив

ко мне рюмку. Выпей н

ли, и баба Марф

принесло?

гка отодвинула и тут же отпрянула назад. Вни

не видели. Не слышали. Я денег да

губы закусила до крови. Глаза

дьбы сразу. Бог с вами? Вы новостей не смотрите! Дык давно уже. Краса

я подставили. Убить решили его руками. Знали, что искать будет, и, если найдет кто это сделал – изуродует. Меня сделали вино

тиры, ради золота, денег, наследства. И такие, как я, такие ничего не могут сделать или д

ак внутри меня рождается другой человек, как он поднимается с колен, как наполня

, чьей-то разменной картой или ставкой в каких-то играх. Верочка не сможет найти тварей, которые убили маму Свету, и наказать… Верочка вообще ничего не мож

*

ли войду, кто знает, что меня ждет. Если враг внутри дома, если тот, кто ?помог? мне бежать, здесь, то

опытаться. Ведь я успела за это время понять его характер, успела у

алека. Скрюченную, склоненную перед женщиной, протянувшей вперед тонкие руки. Эрдэнэ рассказывала мне,

астрепанными волосами и небрежно заправленной в черные штаны мятой рубашкой. И мне вдруг стало больно за него. Такой одинокий, такой чужой для всех. Смотрит на меня, и я ощущаю, как его накрывает волной боли, вижу, как дрожит его большое и сильное тело, как блестят глаза. И понимаю, что соскучилась… и мне все равно, что теперь будет. Пусть убьет мен

сей адской тоской вселенной и чернотой самой мрачной б

ебя. Мне с

сный запах пота, аромат пряностей и его к

Ангаахай Дугур-Намаева. И я сделаю все, чтобы ею остать

твое сердце. – прохрипел мне в волосы, а я сильнее прижалась к нему, и по мере того, как он вс

ичто по сравнению с тем

сь, отстранился назад, достал из

пату. Поострее, здесь земля

ей на лоб челки, а я ощутила, как все