огда последний раз спала без сновидений. Это было в

омство с новой реальностью. Когда закончилось детство, и я познала

подростком. Мой дом, который я так любила, сей

е, - Борис толк

жать, не у кого просить защиты. Больше не у кого. Я о

стам! – Борис веселится, ему так смешно, что он с

их подозрениях, - пытаюсь о

апечатанных листов. – А пока посиди в комнате для размышлений. Завтра проверю, как выучила свой главный урок, - снова ржет. Ему н

ту. Все. Больше ничего. Подхожу к кровати. Она застелена цветастой простынею, вся в мелк

кладывается. Я еще не отпустила свою сказку.

рает от смеха, - Ты же принцесса на горошине, вот и спи на горох

елегко. Просто немного понимания. Мы теперь одна семья, ты наша дочь. Сейчас к нам повышенное внимание прессы, любое твое неосторожное сло

учу! – ищу спасения у нее. Може

, - разводит руками в стор

. И вовсе не потому, что горох врезался мне в тело. От лжи в каждом слове. Оттого что мне надо будет

с. И какое-то немыслимое, сумасшедшее послушание. Я покорилась. Меня сломали. Н

ялась. Прекрасно понимая – меня некому защитить. Некому спасти. Страх вз

ели в окружении подушек, я презирала себя. Потому как с приветл

ую часть времени я проводила в другой. Закрытой от всеобщих глаз

чал. Он ломал меня изысканно, изощренно. Иногда кормил, как на

воды. В принципе записи всегда менялись, это могла б

ешивали драгоценностями. Интернет был завален репортажами и статьями о добром сердце Бориса и его очаровательной супруге Ангелине. И никто да

для репортеров. Я отыгрывала свою роль на все сто. И пусть последние го

ением темноты. Каждую ночь, прошлое оживало, заставляя меня возвращаться в ту комнату

из комнаты. На воздух. На свет. Ощущение свободы. Кратковременное. Пока не ра

щее. От него исходит жар, хочется закутаться, спря

рый след. Слезы вперемешку с тушью, которую

олчу. Надо собраться. Взять себя в руки. Я еще слаба

задал? В глазах закипает металл, он дышит тяжело, губы плотно сжаты. О

Схватил кружку от чая, зачер

против меня, ноздри раздуваются, губы плотно сж

мой новый кошмар. Даже не пытаюсь смахнуть воду с лица. Не могу отвести взгляд. Сегодня палач снова с голы

. Чтобы заполнить давящую паузу. Он вмиг по

ет меня на ноги, так что перед глазами расплываются черные круг

запахам. Дышу палачом. Задыхаюсь. Страх смешивается с ноющей болью

йно, словно молотком каждое слов в меня вбивает. – Не

ышно, язык заплетается. Продолжаю дышать им. Голова кружитс

а отработать право на жизнь. Приступай! - взгляд п

р, вещь, игрушка для развлечений. Это злит. Почему-то

ю грудь. Несмотря на бушующую во мне ярость, отмечаю гладкость и уп

опаляя горячим дыханием, – Ты дыш

- Убьешь меня? Как прикончил моего жених

места его не сдвинуть. Захочет убить, сверн

порочная ухмылка появляется на ид

чу. Ярость. Похоть. Ненависть. Между нами летят искры. Я хочу причинить ему боль, сильную, чтобы завы

Так чего тянешь? Тебе за мое спасение никто не заплатит! Решил запугать, использовать пока выкупа ждешь? Так сорри, разочар

жу палача к краю. Распаляю пожар, неконтроли

ервенением, со звериной, нечеловеческой жестокостью. – Все у тебя сводится к бабкам? Да, ваше сраное вел

окрым волосам. Ощущение, что надавила на больную мозоль, так он осатанел. И

ся проявлять, как ты там выразился фантазию, для чего? Если ты уже меня приговорил? – поднимаю голову, смотрю на него с вызовом. Ничего н

т меня вниз, от неожиданности даже не успеваю опомниться, как оказываюсь перед ним на коленях. – Умереть можно тоже по-разному, - хриплы

олезненную смерть? - продолжаю сидеть н

ать не за бабки, как Игорьку. А за мгновенную смерть.

этот кажется каким-то огромным. Весь в венах, толстый, длинный, ровный. Багровая головка

иплый, каждая буква про

хнет, мускусный запах в этой области еще сильнее. При других обстоятельствах, я бы рискнула взят

пол и демонстрати

вляет вновь повернуться к громадному органу. Губы дотрагиваются до головки, капля размазывается по ним. Он вздр

протолкнуть член. – Слизняку за обе щеки заглатывала, а мой болт т

е слезы побежали по щекам. Взяла его руку в свои. Он опешил. Даже

е злостью он колотил стену. Горячая огромная ладонь, неужели она может только крушит

лать, слезы все катятся и катятся из глаз. – Что ты заладил, Игорь, Игорь, сос

азах разверзается ад. Его персональный ад. Там сгорает мой па

Хватает меня за подборо

не прикасайся ко мне… - на долю секунды закрывает глаза, пряча

потом хлопок двери и щелчок замка. А я смотрю ему вслед и не понимаю, что со мной происходит. Облизываю г