е уже неплохо припекало, даже жарило, поэтому пришлось нести одежду в руках. Мы вышли за ворота школы, пересекли пешеходный переход и направились по тротуару вдоль небольших магазинчиков,

ренировку! — стонал Роби по дороге домой

го Мэрри опечаленно. Легкий платок, обвивающий её шею,

ожать, ведь могут призвать и к армии, — сказал он с испуго

да,

ла на нас двои

я искусству. Да любой преподаватель за тв

ак же, как и он, накинула руку на моё в

мущ

ле девятого? — Роби вопросительно посмотрел

ля меня — это сам процесс. Я рисовал не только то, что видел, но и пытался уловить настроение, чувства, работал с душой, легко и свободно, и это затягивало меня целиком. Я готов был отдать всю свою душу собственному искусству и, думая о том, что кто-то попыта

рашнее артблока. Да и к тому же

е стоить, как билеты в поднебесную! — нахмурив сво

робую и после десятого

— улыбаясь, сказал Роби, взявшись

икое будущее! — добавила Мэрр

как к ребёнку или брату, но я был не против.

ились на углу улочки, от которо

ока, Арту, — Мэрри крепко меня обняла, сжав ру

а, — ответил я

шею, прижав в себе, и крепко поцеловала в щеку. Лица обоих налились краской. Я хотел отвернут

а шею Роби, помахала нам рукой напоследок, развернулас

треть ей вслед. П

не сводя глаз с её силуэта вдали, потра

оже эт

то я должен был увидеть? — спросил я, пытаясь изо

на новогоднем балу был не просто так! А помнишь день святого В

елуй, ты просто её тог

шевлено выкрикивал Роби, будто дотянулся до заветно

ведь я ни разу еще не касался

телось немно

ть слишком многого, —

— Роби смог уловить мой шуточный н

жные дома, так и частные, аккуратно сложенные вплотную вдоль тротуара, как книги на стеллаже.

да до зав

зав

Роби направился через пешеход в сторону своего дом

сиреневые и синие, но при этом тёплые тени, которые отбрасывали деревья, дорожные знаки и дома. Ро

знаменитые строки. Город готовился ко сну. Из кармана брюк я вытащил свой телефон, скромный и раскладной, чтобы гляну

рукой, а другой рукой расстегнул передний карман, чтобы отыскать ключ. Провернув его

лежал в больнице. Родители переехали с района бедноты со мной на руках. Мне было тогда чуть больше года, и только у меня одного была своя личная комната, когда родители спали прямо в гостиной. Когда я подрос, а отцу был нужен кабинет, я переехал жить на уютный чердак, до этого д

нурки кроссовок, после чего ровненько поставил их на место. Пройдя в гостиную, я вдохнул запахи своего дома. Это был запах некой старины. Он нап

а улицу, росли рябины, часто закрывающие своей листвой весь вид, поэтому в комнате часто царил приглушённый интимный мрак, но это добавляло ей особой изюминки. Возле лестницы, вдоль стены, располагался широкий обшарпанный шкаф и дверь в кабинет, где папа обычно погружался в тишину, работая над новой статьей. По профессии он педагог и даже немного философ, а по совместительству фотограф-любитель. Из-за его увлечения у нас очень много фото в рамках, которые просто повсюду: на стенах, на камине, в каждой комнате и в каждом уголке дома. Под лестницей ютились уборная и небольшая ванная комната. Повернув влево, я вошёл в кухню, которая считалась полностью маминым местом. Она обожала г

принадлежности или всякая мелочь. В углу стояло еще одно плетёное кресло, как говорится, на всякий случай, а в другом углу — немного коробок, хранящие в себе некоторые старые вещи. Вход в мою комнату отделялся от небольшо

и рядом; вода, которую я забыл вылить, уже покрылась зелено-серой пленкой. Канцелярский ножичек, скомканные неудачные листы, учебники, тетради и даже скотч и носовой платок находили себе место. Стул на колесиках, чья спинка часто использовалась мною, как вешалка, а на полу — старый узорчатый ковер. На стенах висели фотографии и некоторые мои рисунки. Местами обои были порваны или стёрты так, что наружу выступала кирпичная кладка. Два открывающихся окна, сидя у которых я любил наблюдать за городо

сказал я себе

глубокие зеленые глаза, волосы цвета смолы

ную красками футболку и заменил брюки на пижамные штаны с такими длинными штанинами, что мне приходилось каждый раз их подвора

а мамины старания, — сказал я

ю печь. Включив розетку и установив таймер, я заглянул в деревянный ящи

тит…» — поду

йзера нож и отрезал для себя небольшой кусочек корочки. Всегда доедал их за всеми, потому что многие едят в хлебе только мякиш. Разд

ложная? Почему завтра

машинном стекле. «Потом всё уберу,» — подумал про себя. Включил настольную лам

чу, я встал из-за стола и плюхнулся на кровать мордой в подушку и, немного полежав, обнял её. «Как я