Он честно старается! Но видеть их всех реально не может. И сколько бы ни внушал он себе, что все с ним в порядке, он уже совершенно здоров, повторяя данную мантру за абсолютно спокойным Тузовым, эта дрожь в коленях никуда не девается. И эта противная испарина от простого спуска по лестнице, и постоянная усталость, и неотвязная головная боль вовсе ему не мерещатся! И один день похож на другой, и никакого просвета впереди, и никогда это не кончится! И ничего ему больше не хочется. Особенно этого их кофе, этого гадкого пойла без всякого вкуса и запаха, которое не вызывает больше ничего, кроме постоянной уже тошноты!
Демонстративно не отвечая на дежурное утреннее приветствие, Саша с привычным раздражением рванул ручку входной двери, широко ее распахнул и, выскочив на крыльцо, застыл, пораженный.
Сейчас он откроет глаза и этот призрак исчезнет. Это плод его больного воображения, результат бессонницы и очередное осложнение еще недостаточно изученной болезни. Такого просто не может быть!
Осторожно приподнимая ресницы и убеждаясь в реальности открывающейся картины, Саша чувствовал, как ускоряется сердечный ритм и какой-то горячий комок поднимается к горлу, затрудняя сбившееся от сильного потрясения дыхание.
Мерцающее матовое сияние светлого, почти белого, благородного металла с едва заметным теплым отливом, казалось, идет откуда-то изнутри этого воплощенного в совершенной форме дизайнерского произведения. Крупные ромбы радиаторной решетки ослепительно сверкают на утреннем солнце и так органично перекликаются с необычным видом мощных десятиспицевых колес... Саша обходил его медленно, будто крадучись, еще не до конца поверив в его реальность, осторожно проводя рукой вдоль скульптурного кузова, атлетичного и элегантного одновременно. Ощущение мощи и скорости возникало от одного лишь взгляда на его силуэт, и эти эллипсы задних фонарей, в точности повторяющие форму выхлопных патрубков...
Его Бентли Континенталь Муллинер. Коллекционная модель, персональная сборка. Но ведь такой машины здесь не могло быть, ее собирались доставить из Лондона лишь для участия в Женевском салоне, который снова отменили.
Саша резко перевел взгляд в сторону террасы, с которой не заметил, как спустился. Не заметил он также и того, что Игорь уже какое-то время наблюдает за ним со своей неизменной ухмылкой, тоже спустившись со ступенек на газон и небрежно опираясь спиной о декоративную колонну у входа. Саша сделал шаг назад, не отводя восторженного взгляда от лица Тузова, и чуть заметно присел, улыбаясь во весь рот, набирая воздух перед разбегом.
- Саня, нет. Нет! - резко выпрямился Игорь и непроизвольно стал отступать, видя, как Саша радостно кивает в ответ на его протесты. - Саша?!..
Но Саша уже разбегался. Вот она, упругость земли под ногами, и радость, и легкость, и сила в истосковавшемуся по этому счастью теле! И весна, и солнце, и конец его болезни, конец этой вязкой, беспросветной тоски! И сильные руки Игоря, которые так легко и уверенно взлетевшего к нему Сашу подхватили, и этот знакомый, всегда волнующий запах его кожи... Запах?!
- Армани! - резко отстранился Саша, продолжая висеть на поймавшем его Тузове за счет крепкого захвата ногами, и встревоженно посмотрел Игорю в лицо. - Ди Джио Профондо!
- Точно.
- А-а-а-а-!!! - с победным воплем вскинул Сашка руки, подняв к небу полные безумной радости глаза под смех обнимающего его Игоря.