Без поддержки

Санкт-Петербург.

Ян.

Собственно, у меня сейчас было два варианта.

И первый, и второй — дерьмовые. И, как обычно, я выбрал самый наидерьмовейший.

Вместо того, чтобы сесть рядом с Сашей и, смахнув скупую мужскую слезу, отпустить ему все грехи и изречь что-то правильно-благородное, то, что положено говорить в таких случаях, я, усталый и раздражённый после трудного бестолкового дня, включил режим мудака.

— Так. Во-первых, с ковра встал! На нём вообще-то обычно Бакс спит. У тебя все джинсы будут в собачей шерсти и вонять псиной. Это раз. Во-вторых, этот цирк оставь для своих малолетних дружков. Меня он точно не впечатлит. А сейчас в ванную шагом марш! Сопли вытри, умойся, тогда и поговорим.

Сказал и ушел на кухню.

Как назло, кофе закончился ещё утром. А коньяк — после очередного «прощального» визита к Лизе подруг, неделю назад. Ни то, ни другое не было такой уж жизненной необходимостью в этом доме. Кто же знал, что сегодня вечером состоится мелодрама под названием «вернись, я всё прощу».

Знал бы, заранее подготовился.

Электрический чайник закипел и с легким щелчком выключился ровно в тот момент, когда на пороге возник Саша. Шмыгающий, растрепанный, с покрасневшим носом, но зато уже не рыдающий, как Герасим над Муму.

— Садись, — я кивком указал на табурет у окна. — Кофе нет, есть только чай. Чёрный, зелёный?

Спросил, заранее зная ответ. Но нужно было, что бы мой бывший отвлекся на бытовые обыденные вопросы и перестал себя накручивать.

— Зелёный, — Саша одернул джемпер. Подтянул сползающие джинсы, как всегда купленные на размер больше, чем нужно. Ох уж, эта молодежь… Ещё раз сдавлено вздохнул и уселся, не глядя на меня.

Бакстер, услышав шевеление на кухне, выбрался со своей лежанки в коридоре. Бесшумно, что удивительно при его объемах, ретривер просочился в приоткрытую дверь и пристроил чёрную лохматую голову на Сашкины колени. Как ни странно, мой пес любил Сашу, в отличие от всех прошлых моих парней. Это в свое время тоже сыграло определенную роль в том, что я по глупости подумал, что у нас что-то может получиться.

Идиот.

Слишком горячий чай обжигал нёбо. Попытавшись сделать пару глотков, я сморщился и отставил чашку в сторону. Отсрочить неизбежный разговор чаепитием не вышло.

— Саш, давай откровенно, ок?

Кивок в ответ.

Само собой, а что ему ещё оставалось. Это же он притащился ко мне домой в двенадцатом часу ночи с отчетливым запахом виски и бурным желанием закатить сцену в лучших традициях брошенных любовников. Хотя всё вроде было уже обговорено-переговорено до этого: и какой я жестокий урод, и как не вхожу в положение и не понимаю. И как я потом непременно пожалею, но будет уже поздно.

За всем этим нудным, однообразным, давно набившим оскомину монологом — монологом, где менялись только имена и парни, его произносившие, как-то ловко терялся один ма-а-аленький любопытный факт.

— Саша, напоминаю: сегодня четверг. И мне завтра рано вставать. Также как и тебе. Поэтому давай сухо и по фактам. Начнём с главного. В чём проблема, Саша?

Бывший отодвинул чашку, сгорбился и, по-прежнему отводя глаза, пробормотал:

— Ну, я. в общем… Я готов начать всё с начала.

Неожиданно, однако. Лестное предложение. Особенно учитывая причину нашего расставания.

— Спасибо, Саша. Только можно я напомню тебе, кто из нас первым нарушил уговор?

Бывший снова шмыгнул носом. Покрутил в пальцах чайную ложку. Интересно, зачем она ему вообще? Он же, как все «балетные», чай без сахара пьет.

— Ну, я. Но…

— Безо всяких «но». Был чёткий уговор, который я тебе озвучил, когда мы с тобой… сошлись. Не трахаться с кем попало и где попало. И ты с этим согласился, так?

— Ну… так.

— Отлично. Тогда ещё раз повторю вопрос: в чём проблема, Саша? Уговор нарушен? Нарушен. Всё.

— Ты же сам этого хотел!!! — внезапно он оторвал взгляд от стола. Уставился на меня в упор темными глазищами. Даже хмель вроде выветрился. — Ты сам хотел, чтобы я с ним переспал, так?! Это же ты меня притащил на эту вечеринку! Ты познакомил меня с тем парнем! Ты же понимал, что я в жопу пьяный был, так?!

— Угу. Mea culpa! (моя вина — лат.). И ширинку ему тоже я расстегнул, да?

Сашка снова поник, как-то даже весь съёжился. Мне на секунду стало его почти жаль. Если бы не…

— Ян… Ты ведь понимаешь, о чём я. Да, я в курсе, ты меня считаешь… не знаю… глупым, наивным… И доказать я точно ничего не смогу! Но я знаю, я чувствую, что ты как-то… повлиял!

Дерьмо.

Сашка оказался не так прост, как я думал. Почуял подвох, зараза. До конца не въехал, но это пока. Ещё пара-тройка «заходов» и точно сопоставит одно с другим. Тогда это может серьёзно осложнить ситуацию.

Что ж… Придется давить жёстко и категорично.

Для начала скомандовал Баксу: «место»! Пес посмотрел на Сашу грустно, а на меня укоризненно, вздохнул, но вышел из кухни.

Как только Бакстер скрылся, я быстро перегнулся через стол, схватил парня за руку и резко притянул на себя.

— Рот закрыл и послушал, что я скажу! Оправдывать своё блядство перед самим собой можешь, как хочешь. Твоя совесть — твоё дело. А вот мне врать не надо. И свои конспирологические теории заговора тоже можешь оставить при себе. Ситуация ясна, как дважды два.

Ты, сука, трахался с левым парнем. Тебя застукали. Я об этом узнал.

Всё. Понял? Всё!

И если не хочешь на следующей неделе вылететь с просмотра, лучше иди к себе домой, проспись, а завтра с утра бегом в зал к станку. И выложись на все сто. Потому что, если честно — фуэте у тебя дерьмовое, Саш.

Когда дверь за моим теперь уже окончательно бывшим, захлопнулась, я облегченно повернул защёлку замка́.

Погладил разлегшегося на лежанке Бакстера, вернулся на кухню и с удовольствием отхлебнул остывший чай.

Прав ли был Саша в своих подозрениях? Конечно, прав.

Фото бывших моего бывшего (забавно звучит, да?) в свободном доступе были на его странице в инсте. Дурачок не удалял «палевный контент». По нему удалось легко вычислить, какой типаж «цепляет» Сашку больше всего. А остальное — дело техники.

Шоу было разыграно, как по нотам. Ночной клуб. Вечеринка в честь дня рождения одного из моих приятелей. Толпа гостей, и среди них — смазливый подтянутый блондинчик с наглой рожей и замашками лидера. Много, очень много алкоголя. И мой дружок Сашка «поплыл».

Потом, якобы случайно, на парковке в пикантный момент их «застукивает» мой приятель. Естественно, тут же докладывает мне. Я в праведном негодовании бью копытом в пол, точнее, в асфальт. Дым из ноздрей, молнии из глаз, патетический возглас: «как ты мог, как ты мог, негодяй!».

С той стороны — слезы, сопли, уверения в вечной любви, но увы, увы…

«Ты ж понимаешь, что такое не прощается!».

И — вуаля!

Наутро Ян Витке́вич — снова свободный мужчина «в полном расцвете сил».

Всё-таки, нехватка жизненного опыта — главнейший недостаток молодости. Будь Саша лет на пять постарше — с ним бы такой трюк вряд ли сработал. Хотя, с другой стороны… Будь ему двадцать пять, а не двадцать, он бы меня и не заинтересовал.

Сейчас самое главное, что попавшийся «на горячем» любовник будет молчать, как партизан на допросе. И о нашей бывшей связи. И о причинах расставания.

А это очень, очень важно.

Потому что единственное, что для меня действительно имеет ценность — это моя репутация. Репутация неподкупного, беспристрастного профессионала. Гетеросексуального профессионала.

Что, учитывая курс, заданный Главным, сегодня в о-о-очень большом тренде! И уж тем более, в тренде там, где как раз всех и каждого подозревают в гомосексуальности.

Должность заместителя главного балетмейстера в известной балетной труппе — та ещё ловушка! Ты постоянно под прицелом. Массовка ведет на тебя охоту, мечтая любыми путями прорваться в основной состав. Руководство же делает вид, что верит в твою незамутнённость и ангельскую невинность.

За более чем пятнадцать лет в своей профессии я научился ловко лавировать между теми и другими, соблюдая свой маленький интерес. Но иногда (редко!) случались и проколы…

Насыпая корм Бакстеру, взглядом я зацепился за злополучный серый коврик, на котором полчаса назад сидел Сашка. И в памяти всплыли неприятные моменты.

Когда, схватив в охапку тонкую летнюю ветровку, уже взявшись за ручку двери, что бы уйти из моей квартиры и из моей жизни навсегда, (ибо отбор в следующий вторник он точно не пройдет, и не потому, что его завалю я, злодей, а потому, что у него действительно проблемы с техникой), Саша обернулся.

От увиденного меня передернуло. Бледный, какой-то осунувшийся, непохожий сам на себя парень даже у меня, признанного циника, вызвал смутный отголосок сострадания.

Последние же его слова, как оплеуха по щеке, заставили вздрогнуть.

— Ян. Я ведь правда тебя люблю… И не потому, что ты… Просто люблю. Знаю, я сам виноват. Во всём. Ошибся, накосячил, повел себя, как шлюха…

Но знаешь… Если бы мы поменялись местами… И на моем месте оказался бы ты… Я бы тебя простил.

Отвернулся, сгорбился, втянул голову в плечи и ушел.

Ну конечно, бедный глупый мальчик. Ты бы меня простил.

На том простом основании, что у тебя нет причины меня НЕ прощать. А у меня — есть.

И это — вовсе не моя оскорбленная внутренняя моногамия, и даже не банальная ревность или брезгливость.

Эта причина была тебе неизвестна.

И носила короткое мужское имя — «Нико́».

***

Утром, когда я, сидя на кухне и пролистывая новостную ленту в телефоне, размеренно жевал неизменное яйцо-пашот (минимум калорий, максимум белка́), заглянула Лиза. Как всегда энергичная, бодрая и подтянутая, одетая в обтягивающие яркие леггинсы и топ, готовая отправится на ежедневную пробежку.

Кивнув мне вместо приветствия, спросила:

— Мне приснилось, или вчера вечером кто-то приходил?

Я вздохнул, отложил телефон.

— Увы, Лиз. Не приснилось. Саша.

— А! — Лиза налила в пластиковую спортивную бутылку воду и присела напротив меня за стол. Утренняя, свежеумытая, без косметики, с забранными в темный хвостик волосами, она сейчас выглядела совсем девчонкой. — Янчик, ты бы помягче с мальчиком… Он вроде бы неплохой. Скромный, вежливый, спокойный. Ну, судя по твоим словам.

Я промолчал. Что тут скажешь?

Лиза была не просто моя бывшая жена. Лиза была мне и другом, и коллегой, и прикрытием. Жаль только, что совсем скоро эта история закончится.

— Правда, Ян! Юные, они такие впечатлительные, ранимые. Тебе не понять, ты всегда был эмоциональным сухарем и неисправимым эгоистом. А я помню, как я в двадцать лет…

— Лиз, тебе не пора на забег, а? — прервал я увещевания бывшей жены. — Ты, кажется, ещё собиралась сегодня в визовый центр? Или передумала?

— Не передумала, Ян, не передумала! — грустно сказала Лиза. — Ты же знаешь…

Я знал.

Через полтора месяца Лиза уезжала на ПМЖ в Италию. Там мою бывшую ждал Стефано, её нынешний «друг» и будущий муж.

Официально мы с Лизой развелись еще три месяца назад. Но не особо это афишировали. Зачем? По сути, наш брак стал фиктивным уже давно. Каждый жил своей жизнью, существуя в параллельной реальности. У Лизы периодически появлялись какие-то мальчики, у меня — тоже.

Что держало нас вместе? Привычка, удобство, дружба и большая просторная квартира в центре Питера.

Но в прошлом году Лиза, как это и должно было случится рано или поздно, встретила мужчину, с которым всё закрутилось серьёзно.

Это было абсолютно нормально и предсказуемо. Она молодая, привлекательная женщина. Естественно, что ей захотелось детей и обычную семью. Но всё равно, я почему-то чувствовал себя преданным.

Больше пятнадцати лет в браке, почти десять из них — в фиктивном, это своеобразный рекорд! Я бы и дальше не отказался так жить, но увы.

Так, уже девятый час…

Чёрт! Время поджимало.

Быстро схватив ключи от машины и бросив Лизе «до вечера!», я помчал вниз. Дом старинный, лифт вечно сломан и ногам я доверял больше. В конце концов, ноги в балете — главное! Даже если ты сам больше не танцуешь.

На сегодня было много задач, помимо стандартных репетиций. Одна из главных — собрание труппы. А конкретно тех, кто входит в основной состав, едущий на гастроли.

Через три недели мы отплывали в Швецию на пассажирском пароме по маршруту Хельсинки-Таллин-Стокгольм. Бонус от начальства, вместо авиаперелёта. Выстраданный и выпрошенный со слезами, потом и кровью.

Потому что авиаперелет — это несколько часов. А круиз — если считать туда-обратно, это почти неделя. Мини-путешествие за счет собственников.

Неплохой маленький отпуск.

И отличная возможность понаблюдать за Нико́ в другой обстановке.

В конце концов, одно дело просто трахаться в отелях и в машине. И совсем другое — несколько суток прожить бок о бок. Каюты у нас были разные, само собой. Но кто там будет следить, в какой каюте кто ночует? Все будут заняты своей собственной личной жизнью. Судя по сплетням, парочек в нашем «дружном коллективе» наблюдалось немало.

«Покер фейс» положено делать только «верхушке», а остальные особо не заморачивались маскировкой. Тем более, если парочка — гетеро. Им сам Бог велел поддерживать генофонд и пополнять потомством ряды творческой интеллигенции.

В общем, поездка обещала быть нескучной. Главное — не допускать склок между нашими премьерами-солистами.

Ну и запастись контрацепцией.

Доверие — штука хорошая, но точно не в этом случае. И история с Сашей лишь подтверждала мою правоту.

***

Санкт-Петербург.

Нико.

После интенсивной тренировки мышцы приятно ныли. Закончить утреннюю треню в бассейне — улётно! Да ещё в таком бассейне: огромном, новом, светлом. С множеством длинных дорожек и идеально чистой водой. Плюсы большого города я до сих пор ценил и радовался им, как в первый раз.

Проходя после душа в раздевалку, снова поймал на себе взгляд переодевающегося там высокого парня.

Друг, ты ж уже дыру во мне провертел! А подойти слабо́?

Хм… Если после возвращения с гастролей моя жизнь не изменится, плюну и сам подойду.

А пока нет смысла.

Через три недели труппа, включая меня, отплывает на пароме в Швецию. Пусть тур и продлится всего ничего — пятнадцать дней, считая дорогу, но для меня это будет первый опыт гастролей в основном составе труппы. И огромный шанс проявить себя.

А заодно понять, что же происходит между мной и Яном.

В свете полученной инфо ситуация становилась интереснее. Вот во время гастролей и выясним.

Пока всё складывалась удачно. Я попал в основной состав, легко обогнав более опытных претендентов. До сольных партий, конечно, мне пока, как до Луны. Но кордебалет в основном составе — это уже важный шаг к второстепенным ролям. А там и до второго солиста-«корифея» рукой подать. Особенно, если звезды сойдутся так, как нужно мне. А они должны, обязаны сойтись!

Семнадцать лет из своих двадцати двух я пахал, как проклятый. В кровь стёртые ноги, травмы, лишения, ради вот этого — призрачной возможности выйти на сцену театра в главной партии. Часы, проведенные в танцклассе у балетного станка, наверняка составят не меньше пятидесяти процентов от всех прожитых.

И вот — удача!

Из далекого южного городка попасть в Питер. И не просто в Питер, а сразу в легендарную труппу Малого театра оперы и балета. И неважно, что в кордебалет второго состава! Для двадцатилетнего пацана возможность жить в Питере, гулять по улицам этого города, выходить на легендарную сцену, уже была фантастикой.

Первое время я летал как на крыльях, опьяненный любовью к городу, к своей профессии. Но очень быстро яркие краски потускнели, и вперёд вышел суровый реализм.

Съём жилья стоил бешеных для зарплаты танцовщика кордебалета, денег. Сырой климат вечно грозил насморком. А в театре царил такой серпентарий, что просто уцелеть уже было подвигом. Возникало желание всё бросить и вернутся обратно в родной город.

А потом… А потом в моей жизни возник Ян.

Ту первую встречу в танцклассе я помню плохо. Точно не скажу, какой был день недели, насколько хорошо я выступил, и даже — что именно говорил мне Ян.

Но вот это чёткое ощущение, что я сорвал «Джекпот», возникшее с первых секунд, я запомнил навсегда.

Руководство проводило отбор на замену танцовщика из основного состава. Всего лишь массовка, но второй состав готов был глотку друг другу перегрызть.

Лично я шел на просмотр, не надеясь ни на что. Слишком сильные были конкуренты.

Яна до этого дня я видел только мельком — за кулисами, в коридорах театра. С нами, вторым составом, он не контактировал. Зам. главного балетмейстера — птица высокого полета. Его интересы — солисты, первый состав, примы.

Зато я слышал о нём разные сплетни, но всё они были какие-то… скучные.

Любой театр — один большой террариум и в тоже время — одна большая, невыносимая, почти итальянская семья. Все про всех знают, и скрывать что-то практически невозможно.

Про Витке́вича почти ничего не говорили. А если и говорили, то с сомнением, и ничего интересного для любителей «погорячее». Женат, жена вроде бы раньше работала аккомпаниатором здесь же. С девочками замечен не был, с мальчиками… Про мальчиков пара слухов ходила, но от таких источников, которым никто особо не верил.

Сплетничали больше о тяжелом характере заместителя Главного и его связях с руководством и меценатами. Финансовых связях, само собой.

Зайдя в репетиционный зал, я, волнуясь, на автомате пробормотал приветствие. Вручил аккомпаниатору ноты и достаточно чисто (как мог) станцевал фрагмент из «Корсара».

И только тогда обратил внимание на комиссию.

Кроме хорошо знакомого мне хореографа, в зале присутствовал и заместитель балетмейстера. На него я и уставился в ожидании приговора.

Впервые я видел Яна Витке́вича так близко.

Стоящий у рояля мужчина был ощутимо старше меня. Хорошо за тридцать, а может, и под сороковник. Мы, балетные, даже вышедшие в тираж, всегда «на ты» с возрастом. Дело в осанке, худобе и профессиональной легкости в движениях, что придает моложавости даже пенсионерам.

Ну, а Ян пенсионером точно не был.

Высокий, светловолосый, худощавый, но крепкий. Мускулы под рубашкой просматривались чётко.

Запомнился взгляд прищуренных глаз — пронзительный, испытующий, и раздражающе медленная, равнодушная манера разговора.

Ещё в память почему-то врезались закатанные рукава голубой рубашки и подкаченные загорелые руки, на которых виднелись тонкие светлые волоски.

А потом все эти мелкие разрозненные детали в моей голове вдруг перекрыла одна безумная, ясная и очень чёткая мысль.

Хочу. Его хочу. Прямо здесь и сейчас. До одури, до воя — хочу.

И он, что было просто нереально, просто невозможно, на каком-то подсознательном, невидимом уровне вдруг уловил и разгадал этот мой гормональный всплеск.

Замер, прищурился.

Как хищник, моментально почуявший добычу, окинул цепким взглядом серых глаз. И в этом взгляде я увидел то, что и хотел.

***

После окончания просмотра я ждал его у служебного выхода.

Ледяной апрельский ветер продувал насквозь. Я в момент продрог в своей легкой «псевдо-кожаной» куртке, но уходить не собирался.

Откуда во мне взялось столько наглости? Кто бы знал.

Судя по его взгляду, когда он наконец вышел, я был не первый и не последний. Значит, всё-таки, он — не верный семьянин, а просто слишком умный, что бы открыто не спалиться?

— Пройди пару метров, до угла Садовой и Инженерной, и жди там, — даже не сказал, а приказал.

Через пять минут передо мной, топчущемся под светофором, остановилась черная «Тойота». Окно опустилось, и я увидел Яна.

— Садись, — кивнул он из глубины салона.

Машина, новенькая «Тойота Камри», была идеально похожа на своего владельца. Такая же высокомерная, оттюнингованная и сексуальная.

Чёрт. Как машина может быть сексуальной? Оказалось, запросто.

Отступать было поздно. Да и не хотелось мне отступать.

С независимым видом («Подумаешь! Что мы, на Тойотах никогда не ездили!») сажусь на переднее сиденье. Но от волнения замерзшие руки трясутся так, что не могу сразу пристегнутся.

Ловлю его взгляд. Он смотрит… странно. Не насмешливо, не снисходительно, а как-то… удивленно? Потом аккуратно отводит мои руки и быстро пристегивает сам.

— К тебе, ко мне? — спрашивает таким обыденным тоном, словно предлагает чашку кофе выпить в кофейне. А не…

Быстро отвечаю:

— Ко мне нельзя. Я снимаю напополам с другом.

— С другом? — усмехается понимающе.

Краснею:

— Не в этом смысле.

Пожимает плечами:

— Как скажешь.

Смотрит на часы, морщится:

— Ко мне тоже не вариант. Тогда…

Ни секунды не думая, вбивает в навигатор адрес.

Пять минут едем молча.

Я пялюсь в окно, чувствуя себя полным придурком и шлюхой вдобавок. Он не отрывает взгляд от дороги. Потом спрашивает:

— Тебя же Николай зовут? Коля, значит?

Мотаю головой возмущенно:

— Нет. Не Коля. Нико́. По папиной линии — грузины.

— Ну, Нико́, так Нико́, — говорит равнодушно.

Жесть. Что я делаю здесь вообще? В этой машине за несколько лямов, с этим взрослым мужиком? Вся моя наносная бравада слетает, как шелуха с маленькой засохшей луковицы.

В гостинице электронная система регистрации. На ресепшн нет обычного портье, или как их там называют? Администратора? Мой спутник нажимает какую-то хитрую комбинацию на терминале. В ответ терминал выплевывает электронную карточку-ключ.

Поднимаемся на второй этаж. Он прикладывает карточку к двери, ключ с тихим жужжанием срабатывает.

Ян открывает дверь и пропускает меня вперед:

— Проходи.

Захожу, оглядываюсь. Номер небольшой, новенький, чистый. Из мебели только кровать, тумбочка, платяной шкаф и телевизор.

Уже вечер, восьмой час, и в номере полумрак.

Стаскиваю кроссовки, взглядом пытаюсь найти выключатель.

И тут меня хватают уверенные теплые руки. Стягивают куртку, толстовку, потом джинсы. Разворачивают, толкают на кровать лицом в покрывало.

Покрывало гладкое, атласное, неприятное на ощупь и невыносимо пахнет сладковатым кондиционером для белья.

Ян всё также молчит. Но почему-то это не напрягает, а только больше заводит.

Может, потому, что он точно знает, что делает, и мне остается только подчиняться?

Быстро раздевается сам.

Слышу, как со скрипом отодвигает ящик в тумбочке. Потом шелест надрываемой упаковки презерватива.

Вздрагиваю, когда чувствую прикосновение холодной смазки. Но послушно прогибаюсь, подаюсь навстречу. Возбуждение от происходящего начинает накрывать, захлестывать жаркой, бесконтрольной волной. Двигаюсь ближе, и зря. Он не церемонится, вгоняет сразу два пальца.

Дергаюсь и шиплю:

— Чёрт, больно…

Но он то ли не слышит, то ли не хочет слышать. К двум пальцам, безжалостно растягивающим вход, добавляет ещё один. Двигает внутри сильно, резко.

У меня уже стои́т так, что готов взвыть.

Тяжелая рука ложится на спину, придавливая, заставляя прогнуться сильнее. Слышу его горячее возбужденное дыхание. Чувствую слабый аромат горько-терпкого парфюма.

Когда скользкая, влажная от смазки головка утыкается между разведённых ягодиц, только мычу в покрывало. Надеюсь, что…

Чё-е-е-рт!!!

Засаживает яростно, вгоняя несколькими сильными толчками почти целиком. У него явно немаленький, потому что жгучая боль вспыхивает как пламя. Хочется орать во весь голос и просить, что бы он остановился. И одновременно — умолять, что бы вбивался ещё глубже, ещё сильнее.

Пытаюсь расслабится, и постепенно это получается, но всё равно боль никуда не девается. Правда, становится немного меньше, не такой жалящей. И чёёёрт… охуенно возбуждающей! Ну нет, нафиг, нафиг!!! Я же не из тех психов, кого «тащит» от боли?!

Но член стоит, как каменный, и точно не от протеста.

Он трахает жестко, резко. Хрипло постанывая от удовольствия. И ему абсолютно точно наплевать, что чувствует тот, кто под ним. Кажется, он вообще не понимает сейчас, что я — живой человек.

Но, как выяснилось — я ошибался. Неожиданно мой член обхватывает его рука. Дрочит мне быстро, в такт толчкам. Блядь, как же хорошо…

Много мне и не надо. Несколько движений, и я кончаю ему в ладонь.

Кажется, ему это нравится. Он стонет, ускоряет темп, вбивается сильнее, почти втрахивая меня в кровать.

Кончив, на секунду замирает. Быстро выходит, стягивает презерватив, кидает на пол. Неожиданно ласкающим движением руки проводит по моей дрожащей мокрой спине и падает рядом.

Лежу, понимая, что точно не могу пошевелиться. Болит каждая мышца, каждый миллиметр кожи. Внутри задницы вообще всё полыхает огнем. Если он меня не порвал, то я очень удивлюсь.

Сссука! Да он практически меня изнасиловал! Выебал, как последнюю шлюху!

Нужно повернутся и въехать ему по морде, но…

Так охрененно хорошо мне не было никогда и ни с кем.

***

Санкт-Петербург.

Кофейня на Невском проспекте.

Накануне отправления пассажирского парома «Мария».

Официант принес заказ и пожелав приятного вечера, удалился.

Аккуратно закрыв крышку ноута, красивые длинные пальцы постучали по верху. Задумчиво обвели серебристую эмблему в виде яблочка. Яблоко…

На ум мгновенно пришла знаменитая цитата из «Форрест Гамп»: «Не делайте ничего такого, из-за чего вас могли бы убить».

Отлично сказано!

Причины желать смерти этому человеку найдутся у многих. Список почти бесконечен.

А значит, будет очень просто сделать так, чтобы истинная причина навсегда осталась погребенной под ворохом подставных.