Аша опустилась на колени у кровати матери, чьи вздохи были такими же хрупкими, как пепел, который ветер разносил по хижине. Лицо женщины, иссохшее от лихорадки и возраста, все еще было прекрасно для Аши, не из-за того, что оно показывало, а из-за того, что она помнила: сильный смех, руки, которые знали, как исцелять, голос, который рассказывал истории у огня.
«Тебе не нужно», - прошептала ее мать. Ее губы едва шевелились.
«Да, Мать. Я должна». Аша взяла ее за руку, дрожащую и липкую. Она всю ночь прикладывала компрессы, но жар не спадал. Ни трав, ни молитв. Ничего не было достаточно. «Это единственный способ спасти нас. Спасти тебя».
Ее мать хотела заплакать, но у нее не было слез. Только пепел в горле, как и у всех остальных в Нарете.
Снаружи затрубили ритуальные рога.
Аша вздрогнула.
«Они идут», - пробормотала ее мать. Она закрыла глаза. Солнце едва выглянуло из-за вершин, но дым окрасил его в кроваво-красный цвет.
Она стояла с решительными руками. Она не была ребенком. Но и женщиной у нее не было времени стать. Нищета в Высотах пожирала годы, как угли пожирают старые поленья.
Она взяла коричневое одеяние подносящих. Оно было некрасивым. Так не должно было быть. Одеяния должны были покрывать тело, стирать формы, аннулировать личность. Великий Огонь не забирал людей. Он забирал человеческий пепел.
Ее мать с усилием открыла глаза. Она подняла костлявую руку и держала в ней косу волос. Старую. Коричневую. Сплетенную из медной проволоки.
"Лента твоей девочки", - сказала она. Ее голос был больше дымом, чем звуком.
Аша взяла ее. Она повязала ее на шею. Чувствуя невидимое жжение. Тяжесть за пределами меры.
"Не забывай, кто ты. Даже если они возьмут твое имя".
Аша не ответила. Она поцеловала лихорадочный лоб и ушла. Не было времени для слез.
На площади уже собирались жители деревни. Сто молодых людей, все точно такого же возраста, все молчаливые. Дети голода, дыма, страха.
Каждый год Империя отправляла одного из своих Хранителей, чтобы выбрать дань. Молодого человека. Или молодую женщину. Никто не знал, почему их забрали. Некоторые говорили, что их превратили в слуг огня. Другие, что их сожгли заживо в качестве подношений, чтобы подпитывать священное пламя, которое заставляло мир вращаться. Аша не верила ни одной из этих историй. Она верила только в одну истину: кто бы ни ушел, он никогда не вернется.
А если она предлагала, ее семья получала хлеб. Травы. Уголь. Лекарства. Целый год.
Это не было жертвоприношением.
Это была сделка.
Трубы смолкли. Столб огня пересек небо, словно пылающая рана. И с неба спустилась фигура Хранителя.
Он был высок, внушителен, одет в черные одежды, отделанные медью. Его лицо скрывала обсидиановая маска. Ни рта. Ни глаз. Ни души.
Он шел, не говоря ни слова. Старейшины деревни кланялись, пока не коснулись земли. Хранитель остановился перед молодыми. Воздух стал густым. Температура поднялась, как будто солнце внезапно зашло.
Одного за другим он посмотрел на них. Или так казалось. Хотя никто не знал, что скрывалось за этой маской. Некоторые говорили, что Хранители больше не были людьми. Что их поглотила память об огне.
Когда он достиг середины линии, Аша шагнула вперед.
«Я предлагаю себя», - сказал он. Его голос прорезал воздух, словно нож. Он не дрожал. Она не колебалась.
Хранитель остановился. Он медленно поднял руку и указал на нее.
Люди выдохнули как один. Шепот. Тишина. Вздохи.
Аша была взята.
Она не знала, чувствовала ли она облегчение или печаль. Она просто пошла, следуя за ним. Камни были горячими под ее босыми ногами. Она не обернулась, чтобы оглянуться. Если она это сделает, сфера разобьется.
Хранитель протянул перед ней огненную сферу. Она плыла. Она вибрировала. И, не сказав ни слова, он толкнул ее внутрь.
Аша переступила огненный порог. Боли не было. Только вспышка, глубокий гул и пустота в животе.
Когда она снова открыла глаза, она уже не была в Нарете.
Она была в недрах Империи.
Воздух был тяжелым, наполненным смолой и сладким дымом. Они находились в подземной камере, освещенной жилами магмы, которые стекали по стенам, словно живые реки. Обсидиановые клетки плавали в воздухе, вибрируя на языке, которого она не понимала.
Хранитель прошел по каменному мосту, и она последовала за ним. Ее тело начало потеть, ее сердце колотилось. Но она не могла говорить. Она не должна была спрашивать.
В конце моста ее ждали три фигуры. Две женщины с лицами, покрытыми алыми вуалями, и старик с обожженной кожей, его глаза были как погасшие угли.
«Это податель», - сказала одна из женщин, словно читая древний стих.
Хранитель кивнул и удалился, не сказав ни слова.
Аша осталась одна перед ними.
«Имя», - приказал старик.
Она открыла рот, но вспомнила слова матери. И она закрыла губы.
"Тогда замолчи", - сказал старик. «Тебя будут классифицировать как «F-921».
F. Для огня. Или для подношения. Или для забвения.
Аша не протестовала. Она не дрожала. Она была сильной. Должно быть, была.
Женщины сняли с нее тунику. Они омыли ее тело ароматным пеплом и отметили ее спину светящимся символом, который она не могла видеть. Это было больно. Но она не кричала.
Она получила новый наряд: темное полотно и железный ошейник. Никаких украшений. Никакой души.
Той ночью она спала в каменной келье. С тремя другими молодыми женщинами. Никто не говорил. Все дрожали.
Не Аша.
Она думала о своей матери. О хлебе, который прибудет в хижину. О травах, которые облегчат ее лихорадку.
Она думала, что эти страдания имеют смысл.
Снаружи вечное пламя пылало на вершине Храма Воспоминаний.
И Аша, дочь дыма, начала понимать, что значит быть живым воспоминанием.