Призрак в капкане

Ты хочешь быть прав или

счастлив? Выбери и не обижайся.

Если так будет продолжаться, я совсем разучусь думать, - пришло в голову Герду. Он уже пять минут пытался сосредоточиться на логической задачке, нацарапанной на стене, но ничего не получалось, дальше первой строчки решение не приходило. Впрочем, к чему оно теперь, это решение? Сколько еще придется торчать в камере? День - два? Неделю? Нет, неделю уж точно нет, уже почти две недели прошло, никто здесь так долго не сидит. И вся-то загвоздка – выбрать вид казни, именно этим они сейчас там занимаются...

Герд поднялся со скамьи, которая заменяла ему и стол и кровать, и подошел к узкому зарешеченному окну. Там, на улице, на воле, поднимались над верхушками деревьев гигантские сиреневые астильбы, запах от них разносился сейчас по всей округе и по лагерю, и если ветер дул в нужном направлении – то и до самого города... Хотя город далеко, вряд ли что-то сохраниться от запаха пока ветер его донесет. Эх, Герд, Герд, как же тебя угораздило так? Чем ты не угодил судьбе-матушке, что она так с тобой?

Он вернулся к задаче на стене возле скамьи, но опять не смог сосредоточиться. Ему представлялись разные казни, и разные наказания, и еще где-то с краю сознания трепыхалась мысль, что, может быть, все обойдется, не такая уж там вина... может, король остынет, махнет рукой и скажет «высечь, да отпустить»... Не скажет, твердил другой голос. Что королю твоя жизнь – тьфу. Высечь – так уже секли, все мало. Герд провел пальцами по рубцам. Они уже не кровоточили, заживали, но боль еще не забылась.

Стены в камере были пропитаны соком пьяной травы, сок постепенно испарялся, в голове от этого было туманно, страхи совершенно не пугали, и думалось как-то непривычно тяжело. Наверное, в чем-то это даже проявление милосердия, что пленники не испытывали того реального ужаса ожидания, который мог бы навалиться, думай они в полную силу. Наркотик успокаивал и усыплял, спалось от него по двенадцать-четырнадцать часов.

Засовы заскрипели, в замке провернулся ключ, и дверь открылась.

- На прогулку, - буркнул охранник.

Герд вышел из каморки.

Охранник повел пленника во внутренний тюремный дворик, сам сел на топчан и затянулся табачной самокруткой. Герд не курил, и запах курильного дыма его всегда мучил, но здесь особо выбирать не приходилось, так что он просто отошел в другую часть дворика и там принялся расхаживать взад-вперед, потому что все равно больше нечем было заняться.

Голова немножко проветрилась от камерного наркотика, мысли обрели более завершенную форму. Я надеюсь на то, во что не верю... понял он. А я не верю, что все закончится мирно. Не стали бы они тратить наркотик, или не стали бы проветривать меня от этого наркотика, нет – им нужна моя ясная голова, но вместе с тем, чтобы я не успел придумать какую-нибудь неожиданную глупость вроде побега или прощальной речи. Но, с другой стороны, то, что им нужна моя ясная голова, означает, что что-то может от меня зависеть. Например, все ждут приезда короля, а он собирается меня допросить лично, чтобы исключить все сомнения. Да, такое возможно. Даже очень вероятно. Нет... это во мне опять надежды глупые говорят, зачем ему меня допрашивать, когда все уже выспрошено, и то, так, больше для отчета! Потому что всем и каждому ясно, что никакой вины за мной нет. Но тогда, почему же они медлят?

Герд так и не нашел ответа.

Когда он вернулся с прогулки, стены уже блестели новой пропиткой, и этой новой пропитки было на порядок больше, чем в прежние дни. Не случайно. Запах наркотика ударил в лицо, у Герда перехватило дыхание, глаза сразу стали слипаться. Последняя мысль сверкнула в глубине сознания: значит, завтра. Уже завтра.

Утром сонного Герда вытащили во двор, окатили из ведра ледяной водой, чтобы скорее очнулся. Перестарались с пропиткой – отрава неохотно покидала завоеванное тело. Герд едва открыл глаза, как понял, что его опять куда-то ведут, но на этот раз не в камеру и не на прогулку, куда-то дальше. Тюремный двор заканчивался, у самых ворот стояла повозка, на повозке громоздилась клетка, сбитая из стволов древесных астильб.

Клетка была новая, Герд это сразу понял. Наверное, сколачивали специально для него... И вот тут Герду стало совершенно не по себе. Клетка? Не слишком ли помпезно для простого солдата? Нет, это будет не просто казнь. Это будет зрелище. И не зря так суетятся вокруг мордовороты из отряда сопровождения, а знакомый охранник постоянно отводит взгляд. И не зря почти две недели его держали в этом отстойнике – готовились! Они не просто придумывали казнь, они готовились к ее проведению. Что это будет?

- Ты, это... - пробормотал охранник, указывая копьем, - сам залазь. Да?

Герд понял, что охранник знает.

- Что со мной сделают? – спросил он охранника вполголоса. Лицо у того перекосилось, как от зубной боли, он отвернулся и сказал:

- Чего уж там... Все одно помирать, кому рано, кому поздно. Полезай в клеть.

Не ответил на вопрос.

Герд забрался в клетку, охранник тут же повесил замок, отошел, но потом вернулся и, глядя себе под ноги, сказал Герду:

- Ты, это, держись. Оно всяко бы по противному вышло...

Тюремные ворота клацнули, амбалы отряда сопровождения тут же разбились на группы: часть устремились к воротам, часть окружили телегу с клеткой, а часть выстроились в парадном приветствии.

Король приехал.

Они продвигались вглубь леса, ехали долго, уже совершенно по дремучим местам, хотя дорога туда шла, но дорога была новая, прорубленная на днях. Почему лес? Что там может быть в лесу такого, чего нельзя установить в городе или в тюремном дворе?

Повозка тряслась по новой незаезженной дороге, Герд вцепился в стенки клетки, чтобы хоть как-то удержаться – иначе его просто кидало из стороны в сторону и било о корявые боковые жерди. Где-то впереди тряслась королевская повозка, и время от времени слышались раздраженные окрики и смазанные извинения.

Герд замечал на себе любопытные взгляды, иногда сочувственные взгляды, а иногда – откровенно жестокое предвкушение, отчего становилось особенно неприятно. Но больше всего мучила неизвестность. Знай он заранее, что ему уготовано – можно было бы хоть как-то подготовиться, набраться мужества.

Внезапно процессия остановилась. Впереди начались какие-то перемещения, показался просвет, Герд понял, что приехали. Действительно, когда клетку опять понесли, оказалось, что дорога выходит на поляну, в отличие от самой дороги – вполне естественного происхождения. Обычная поляна. По разным сторонам у деревьев были установлены длинные скамьи для зрителей и несколько высоких кресел для короля и его приближения. Вельможи рассаживались по своим местам, стражники тоже занимали свои посты, старший по службе указывал порядок строя. Герда вытащили из клетки. Один из стражников стал связывать пленнику руки, потом ноги, и во время этого связывания, Герду удалось увидеть всю поляну целиком. Почти в центре находился ровный металлический круг с узкими каменными вставками. Герд подумал, что уже встречал такие круги, когда-то давно. И это... Он вспомнил, что это. Это была кормушка. Кормушка загута.

Но загутов давно никто не видел... да и кормушки почти все разрушены.

Боязливо в центр поляны вышел человек. Откашлялся, достал из наплечной сумки приказ и начал зачитывать приговор.

- За совершение государственного преступления, преступления перед королевским домом, за нанесение непростительного оскорбления особам королевского двора Герд Рожденный Осенью приговаривается к казни посредством поглощения двуротым загутом.

Тут же стражники потащили связанного пленника по поляне и бросили на кормушку. На несколько мгновений воцарилась тишина. Но ничего не происходило, и постепенно вокруг снова возник равномерный шум. Герд подумал, что, возможно, кормушка сломана, и загут не знает, что еда покорно ждет на положенном месте. А может, давным-давно и нет никаких загутов... Повымерли все! Не с голоду, конечно – загуты потому и называются двуротыми, что одним ртом вполне мирно пожирают листву и камышовые побеги. О наличии второго рта загут вспоминает только, когда что-то кладут на его кормушку. При этом кажется, ему безразлично, что именно – все заглотит.

Герд заметил, что в королевских креслах происходит явно недовольное шевеление: их величество устали ждать. Что ж... следующий раз будете выбирать казнь попроще.

И тут из чащи вышел двуротый загут. Герд никогда не видел загута, но сразу понял, что это он. Бесформенная туша ползла неторопливо, но целенаправленно к своей кормушке. На поляне опять воцарилась тишина, пропитанная отвращением и предвкушением зрелища.

Загут подполз к кормушке, завис над ней на пару секунд, а потом медленно начал будто разламываться надвое – открывался второй рот...

Пленник пытался разорвать веревки или хотя бы сползти с кормушки, но все было безнадежно. Когда над ним разверзлась гигантская пасть, Герд понял, что не в силах сдерживать накативший ужас. Он закричал. А когда темнота накрыла его тягучим жарким ковром, Герд потерял сознание.