и желанное: длинные ноги, тонкая талия и тяжелая, полная грудь, бешено вздымающаяся под блестящими тряпками. Нет, они ей не подходили. Слишком дешево и вызывающе. Я помнил, как она выглядела в сн

сь на ней лишними, и в тоже время ее ничего не могло испортить, и я не солгал, когда сказал, что она уже не та... потому что она, бл*дь, л

и, как раковая опухоль. Я думал, что я даже не в ремиссии, что уже все кончено, но ни хренаааааа, стоило только пр

учивает все тело волнами накатывающего сумасшествия. Не изменилась совершенно, все такая же красивая тварь, такая же нежная кожа и до безумия сексуальная фигура. Соч

об трепало и топило на самом днище. Но она, видать, прекрасно жила без меня. Сколько у нее было кобелей? Наверняка не счесть. Надо своим дат

зненавижу тебя еще больше, если такое возможно

хода я был похож на живой труп, вечно мертвецки пьян, а когда трезвый, то трясся от абстинентного синдрома и орал, как раненное до смерти и бьющееся в агонии животное. Мать тогда повезла меня к какому-то старику в глубокой деревне, и тот отпаивал меня отварами, говорил со мной о жизни. Много умных вещей говорил

значение, что именно ты чу

ела и презирала тебя! Будь ты проклят, подонок! Я все эти годы надеялась, что ты у

ово, сочащееся ненавистью, как удар ножа в ту самую вечно гниющую и пульсирующую нарывами рану, и она всего лишь затянулась коркой, которую эта сука вскрывала одними лишь словами, и внутри все шипело и пенилось от яда, сжигающего мне вены. Когда-то вот эти самые губы шептали о любви, умоляли, выстанывали и кричали мое и

н выжил и теперь оскаленный, больной от своей собачьей злой любви идет по ее следам, чтобы рвать на части своего палача, а потом зализывать ее раны и где-то в душе искренне надеяться, что она протянет руку погладить зверя по морде... но вместо этого она метко наносит удар за ударом, прямо под ребра, туда, где все и так ею разворочено. Ну нет,

цену с неоновой подсветкой. Каблуки стучат по блестящему пластику, и ее ноги, за

нанизывал ее на себя, прихватив густую шевелюру в кулак и заставляя Аню изогнуться назад, зверея от вида ее ягодиц, ударяющихся о мой пах, от вида своего блестящего от соков члена, поршнем входящего в матово-белое тело. Бл***дь, это был самый бешеный секс в моей жизни. Потому что я не тра

цей, как обдолбанные малолетки на танцполе, похожие на шатающи

У меня не встает, когда ты

сюда вошла, и стоял так, что казалось, мен

ак

их дурацких подтанцовок, где ты задницей рисова

меня отшибло. Это

с несгибающимися рукам и ногами,

Работай. Я заплачу, если мне понравится. Или я сейчас закрою тебя здесь до завт

волосы в хвост на макушке и вонзался ей прямо в горло, вспоминая, как на сцене вертела упругой попкой, затянутой джинсовой мини-юбкой, и злился, как дьявол, за то, что другие мужики это тоже видели и исходили на нее слюной. Рядом с ней я превращался в ревнив

хать прямо на этой сцене или на столе. Да по хер – где. Я не просто соскучился по ней, я, оказывается, осатанел без нее, окончательно спятил и обезумел. И мне херово, смотреть на нее настолько чужую... меня как током бь

здев

Остановилась и

Или сама?

дал увидеть немедленно. Встал с кресла, ощущая, как болезненно впилась ширинка в мой каменный стояк. Зажал сигарету зубами и пошел к ней, размешивая лед в бокале. Попятилась назад, но кроме шеста там н

о, что до меня доносится запах ее волос. Все тот же запах клубники, что и когда-то. Невыносимо едкий и сильный. И мне до боли в скулах захотелось зарыться в них лицом. Я изголодался

то честно, Егор, зато наконец-то каждая эмоция правдива, и пусть это будет даже ненависть. Опустил взгляд на ее губы и почувствовал, как внутри взметнулось ч

оревел, не узн

я сюда. После тебя обещали пустить

обычно, когда меня клинило и в башке что-то со щелчком переключалось. Пал

сь уже никого не было. Пусть музыку включат погромче и вышвырнут всех до единого, всех блядей и их мудаков на улицу. Хозяина и его упырей сложи

ее глаза и слегка приоткрылся в ужасе рот. Да, маленькая, я теперь нечто

сбоку на ее лбу. Ублюдки, видать, приложили

и слезы злые продолжа

тебя голой. По кругу не пустят. Я жадный, Нют

них ударить сам. За слезы отвращения и гадливости от понимания, что я увижу ее раздетой. Да, мне можно

ю с темными резко очерченными сосками. Как же мне нравилось всегда смотреть на ее грудь. Гд

ть? Теперь ты спо

цо, вздернув подбо

ь меня так, как обычно обслуживают в вип-комнатах. Или ты не

тугие локоны между пальцами. Сильно сжав, вынудил ее о

овал? Раньше, видать, было лучше, когда ты собиралась стать мадам Шума

ить только от того, что ее соски сжались от холода и страха. Нет, я не собирался трахать ее в рот, я вооб

й член и повел по ее соску, заставив дернуться в моих руках, и дернулся сам с хриплым стоном. Из глаз словно искры посыпались. Чистейшее, ничем не разбавленное удовольствие. Круче даже, чем полноценный секс с дру

и сожми. Двумя руками

ия, перед тем как брызнуть первой струей триумфа на ее торчащие соски и тереться о них, пачкая ее тело собой, закатывая глаза от невыносимого наслаждения, словно изнутри разорвался на молекулы запредельного кайфа, и каждое сухожилие начало потрескивать в пламени адского удовольствия. Когда последняя капля упала на самый кончик ее груди, я потр

Она так и стоит, испачканная моим семенем, и

этом городе ты не устроишься на работу. Так же, как и в любом другом. Работать