Но окончательный приговор нашему браку был вынесен в ресторане. Когда официант пролил кофейник с кипятком, Кирилл не колебался ни секунды. Он бросился, чтобы заслонить свою бывшую, Ольгу, от нескольких капель.
Остатки кофе вылились мне на руку, оставив ожоги второй степени. Он же паниковал из-за крошечных красных пятнышек на руке Ольги и помчался с ней в частную клинику.
Он даже не взглянул на мою покрывавшуюся волдырями кожу. Просто сунул мне свою кредитку.
- Возьми такси до травмпункта, - сказал он. - Я позвоню позже.
В тот момент преданная жена умерла. Я ушла и больше никогда не оглядывалась. Три месяца спустя я стояла напротив него в зале суда, представляя человека, которого он обвинял в самом громком деле его карьеры.
Он и понятия не имел, что тихая домохозяйка, которую он выбросил, была той самой легендой юриспруденции, известной как Немезида. И я собиралась уничтожить его идеальный, безупречный послужной список.
Глава 1
В мире корпоративного права имя «Немезида» было легендой. Призраком. Три года юридическое сообщество строило догадки, куда исчезла гений, не проигравшая ни одного дела. Одни говорили, что она выгорела. Другие шептались, что она нажила слишком могущественных врагов и была вынуждена скрыться.
Никто не догадывался о правде.
А правда сейчас расставляла букет белых лилий в минималистичной вазе, ее движения были осторожными и тихими. Ева Савельева, некогда известная как Немезида, теперь носила фамилию Самсонова. Она была женой Кирилла Самсонова, звездного прокурора Москвы, человека с собственным идеальным, безупречным послужным списком.
Три года она играла роль преданной, простой домохозяйки. Она убрала подальше свои строгие костюмы и папки с делами, променяв их на фартуки и кулинарные книги. Она сделала это ради любви, или того, что, как она отчаянно надеялась, станет любовью.
Их брак был поспешным, рожденным из одной ночи общего одиночества и чувства долга с его стороны. Ева была молодым, подающим надежды адвокатом, тайно влюбленным в блестящего прокурора, с которым иногда сталкивалась на учебных процессах. Однажды она увидела в нем проблеск уязвимости, боль, которую он прятал за своей харизмой. Она думала, что сможет ее исцелить.
Она ошибалась.
У боли Кирилла было имя: Ольга Кобелева. Его первая любовь, светская львица и дизайнер, бросившая его, чтобы построить свою империю. Он так и не смог ее забыть. Их дом был музеем его одержимости. Хотя на стенах не было фотографий Ольги, ее присутствие ощущалось повсюду. В марке кофе, который он пил, потому что она его любила, в музыке, которую он слушал, в том, как его взгляд стекленел, теряясь в воспоминаниях, к которым Ева не имела никакого отношения.
Ева пыталась. Она выучила его привычки, его предпочтения, его настроения. Она вложила весь свой стратегический гений в одно-единственное, заведомо проигрышное дело: завоевать сердце собственного мужа.
Но после тысячи дней ледяного безразличия, после того, как она стала вежливой незнакомкой в собственном доме, она поняла - вердикт вынесен. Она проиграла.
Последнее доказательство появилось прошлой ночью. Это была годовщина их свадьбы, дата, о которой Кирилл, как обычно, забыл. Он пришел домой поздно, от него пахло дорогим виски и слабым цветочным ароматом женских духов. Он был пьян, пьянее, чем она когда-либо его видела.
Он ввалился в гостиную, где она ждала. С ним были его друзья из прокуратуры, они смеялись, вспоминая какое-то старое дело. Они едва заметили ее, их взгляды скользнули по ней, словно она была частью мебели.
- Кирилл, тебе нужно отдохнуть, - тихо сказала она, подходя, чтобы помочь ему.
Он тяжело оперся на нее, его горячее дыхание коснулось ее уха. На головокружительный миг в ней вспыхнула надежда. Он был рядом. Он прикасался к ней.
Затем он поцеловал ее. Это был грубый, отчаянный поцелуй, совсем не похожий на те целомудренные, дежурные прикосновения, которые он иногда ей дарил. Ее сердце заколотилось в ребрах. Может быть, это оно. Может быть, алкоголь наконец сломал его стены.
Он отстранился, его глаза были мутными и расфокусированными. Он улыбнулся - сломленной, нежной улыбкой, которая предназначалась не ей.
- Оля, - прошептал он, проводя большим пальцем по ее щеке. - Я знал, что ты ко мне вернешься.
Это имя ударило, как пощечина. Надежда внутри нее разбилась вдребезги, превратившись в мелкую, острую пыль, заполнившую легкие. Она не сказала ни слова. Просто помогла ему дойти до спальни, раздела его и уложила в постель. Ее движения были механическими.
Он мгновенно уснул, пробормотав имя Ольги в последний раз.
Ева стояла в тихой комнате, лунный свет очерчивал резкие линии его красивого лица. Человек, которым восхищался весь город, титан правосудия. Но для нее он был пустотой. Постоянным напоминанием о том, кем она не была.
Она вышла из спальни и вошла в свой кабинет - комнату, в которую он никогда не заходил. Она вытащила пыльную коробку из глубины шкафа. Внутри были ее старые вещи. Диплом МГУ в рамке. Награды со студенческих судебных дебатов. И простой черный футляр для визиток.
Она достала одну. Строгую и минималистичную.
Ева Савельева
Адвокат
В ее руке визитка казалась чем-то чужим. Реликвией из другой жизни.
Она взяла телефон. Пролистала мимо имени Кирилла, его фотография была улыбчивой, публичной ложью. Ее палец замер над номером, который она не набирала три года.
Дмитрий Симонов. Ее бывший наставник. Человек, который и прозвал ее Немезидой.
Она нажала кнопку вызова, ее сердце отбивало ровный, холодный ритм. В Москве было за полночь, но она знала, что он ответит. Он всегда работал допоздна.
Он снял трубку после второго гудка.
- Симонов.
Его голос был таким же грубоватым и знакомым, как всегда.
- Дмитрий, - сказала она. Ее собственный голос прозвучал странно, хрипло от долгого молчания.
На том конце повисла долгая тишина. Она прекрасно представляла его: сидящим в своем угловом кабинете с видом на город, вероятно, с сигарой, зажатой между зубами, его острые глаза сузились.
- Ева? - спросил он, в его голосе слышалось недоверие. - Боже мой, это действительно ты? Где тебя черти носили? Вся московская коллегия адвокатов думает, что ты сквозь землю провалилась.
Его взволнованные слова были бальзамом на ее замерзшее сердце. Кто-то помнил ее. Кто-то знал, кто она такая.
- Я взяла отпуск, - сказала она, что было преуменьшением века.
- Трехлетний отпуск? Немезида, ты не берешь отпусков. Ты берешь пленных, - проворчал он. - Каждый раз, когда мне приходится иметь дело с этими второсортными корпоративными акулами, я проклинаю тебя за то, что оставила меня разбираться с ними в одиночку. Они совсем размякли без тебя.
Ева посмотрела на свое отражение в темном окне. Бледная женщина с уставшими глазами и волосами, собранными в простой пучок. На ней был мягкий бежевый кардиган. Это была не Немезида. Это был призрак.
- Он узнал, кто ты? - спросил Дмитрий, понизив голос. Он был одним из немногих, кто знал о ее тайном браке.
- Он никогда не спрашивал, - ответила Ева, и эта правда была пустой и абсолютной.
Затем она сделала глубокий вдох, холодный воздух наполнил ее легкие и очистил их от последней пылинки.
- Я подаю на развод.
Снова тишина. Затем медленный, удовлетворенный выдох Дмитрия.
- Хорошо.
- И, Дмитрий, - сказала она, ее голос окреп, стальной стержень внутри выпрямился. - Я возвращаюсь.
- Когда?
- Мой самолет приземляется в Шереметьево завтра днем.
Она слышала улыбку в его голосе.
- Угловой кабинет ждет. С возвращением, Немезида. Пора напомнить им, как выглядит настоящая битва.
Она повесила трубку и посмотрела на подписанные документы о разводе на своем столе. Она подготовила их несколько месяцев назад - запасной план, который, как она думала, ей никогда не понадобится.
Ее телефон завибрировал. Сообщение от Кирилла.
*Задерживаюсь. Ольга в городе. Деловая встреча за ужином. Не жди.*
Ева посмотрела на сообщение, а затем удалила его, не отвечая.
Она взяла ручку и размашисто подписала бумаги. Ее подпись была резкой и уверенной - подпись женщины, знающей себе цену.
Все было кончено. Фарс, брак, долгое, мучительное ожидание мужчины, который никогда ее не увидит.
Ева Самсонова была мертва.
Немезида возвращалась домой.