затуманена обезболивающими. Мысли кружились в медленном вальсе.

жен именно свежий и ароматный чай. В воздухе витает лёгкий аромат сладких цветов. Призрачные нимфы парят в этом запахе и т

вянным столиком, где заваривается чай. Свет кажется ему слишком ярким и раздражающим. Как было бы неплохо, если бы кто-то невзначай разбил люстру. Моргенштерна также р

кимоно. Он сидит и улыбается, с прищуром глядя на то, в паре шагов от него Молох кого-то жестоко

ен свет? — мягко и

катно ответил Молох, после чего повернулся обратно к пленнику. — Сукин сын! — и

За генералом долгое время следили, и когда он это обнаружил, то стало уже слишк

многих очень вероятных аварий, скрылся за городом. Нашёл заброшенный домик, ворвался в сарай. Он понимал, что если найдётся кольцо, ему ко

пронзила его по всему телу и буквально въелась в каждую клетку. Моргенштерна резко затошнило от мерзкого хлюпнувш

оявился самолично. Увиденное шокировало его до глубины души. В нём проснулась животная ярость. Ему было плевать, что перед ним

тановится нора, но его было не остановить. Некому. Люциан был под контролем обезболивающих. Генерал смотрел на это

изувечить — запросто. Люцифера это, конечно же, приведёт в ярость. Но и сам Молох не в меньшей ярости. Радость от встречи превратилась в кровавую бойню. Всё как он л

гу отрастали, когда Молох п

ировал советник. — У тебя большой потенциал, но вместо этого ты вед

ого бы не произошло. Но это Вельзевула не касалось. Он смачно

! — и сопроводил реплику ударом. — Которого ты преследовал. Никто не просил вас втяг

рясь, чтобы и дальше различать перед собой Мол

ем кинул главнокомандующий. — Шант

ами Вельзевул. — И несёшь кровь и

ня, — тихо пр

ял, что если скажет ещё что-нибудь

у решению, — аккуратно сказал Вельзевул. — Не мы н

ох. — Это большая ошибка. Ваша большая оши

ак только он попадёт в Ад, всё наладится. И даже если

приблизился к Вельзевулу очень близко и зашептал. — Хочешь, я скажу Слайзу принести

ла дрожь, и он нахмурился. О

зозлишь

омассиров

на Люцифере кончаются? — он встряхнул демона за

я и с уверенностью по

ать, на что я

неподалёку пачку сигарет и закурил. Набрал номер, сказа

аской в голосе произнёс Молох.

оложил на пол. Медленно начал снимать плащ, пиджа

ю? Ты уверен в своём решении? — слегка дрожащим го

нулся, держа с

. А теперь не дёргайся, потому что я

. Генерал увидел, как вошёл Слайз с магнитофоном и включил кассету с о

глушить её с ограниченными способностями. Молох с молчаливым наслаждением отпиливал ему ногу в районе колена. Совершенно бешеный в лице Вельзевул корчился и вопил в агонии, слыша, как дробятся его собственные кости. Боль обуздал

хшую от брызг крови с

полу, из неё ключом била кро

ль? Выберешь сам и

зло, что всё можно свалить именно на него. Правда, чудес демон творить не умел. Прошло слишком много времени с тех пор, как была отрезана рука, поэтому пришить её не

о что был травяной отвар с мёдом. Также секретарь думал, где ему взять и сжечь потом столько окровавленных тряпок. И куда потом б

*

него пахло душистым мылом, поскольку он не хотел пачкать простыни. Главком аккуратно присел на к

целую руку — коснулся пальцев губами. — Мне жаль, что наша первая в

лыбнулся и насил

не хотел подставл

олько секунд, и его г

для тебя хотел? Хотел,

ихо засмеялся чему-то своему,

А я — твой… Я вс

Самый большой дурак на свете, — он ласкался к Люциану, как кот,

хотел под

ё знаю. Я не хотел для тебя такой боли. Я отстранил тебя от себя, чтобы не было…

н. — Жить без тебя было больнее. Эт

ешил Молох и потрогал его лоб губами, пробуя на

онадеянности. Нельзя было бросать Люциана на произвол судьбы. Да и как можно покинуть того, кто ради тебя готов на всё? В таком случае это слабость самого Мол

Я в тебе ошибался. Я совсем не такой, как ты. Знал бы ты… Впрочем, ладно, — он решил не говорить о десятках случайны

к Молоха к себе, прижал его голов

циан. — И тогда я отпущу тебе все твои

овать? — усме

штерн, хотевший пошло пошут

а обнимаешь подушку. Нет. Здесь совсем иной уровень. Сейчас, если Молох что-то скажет, то его услышат. Каждое слово будет поймано чутким слухом. И это чувство не-

ше не будет е