Подлунные птицы

за. — Извольте себе напомнить, — этот голос пробирает до костей, как мощный арктический ветер, — где бы вы сейчас находились, без меня? Шестеро, вместе с ним их шестеро, а ещё вчера было семь. Тирад

тротуаре. То, что произошло далее, складывалось в странную картинку, заполонявшую память навечно. Вечность – вот цена её ошибок. Верность – вот крест ноши на века. Незнакомец успел вовремя. Подхватил как куклу. Запомнила лишь взгляд холодных, бездушных глаз. Макалистер прикусила внутреннюю часть щеки – дрянная привычка. В ушах зазвенели слова Демьяна. Про себя досчитала до десяти. Сейчас бы податься вперед, на встречу. Но нет уж. Пусть сам соизволит выдать порцию сладкого яда. «Я живу и стараюсь запомнить лица любовников, но мне всё равно никогда их не узнать среди прохожих на улице. Близость живет в другом измерении, которому нет места при свете дня» — проскальзывает к остальным. Ожидать — значит преуспевать, значит чувствовать время и настоящее не как дар, а как препятствие, значит, отвергая их самостоятельную ценность, упразднить их, духовно как бы через них перемахнуть. Говорят, что, когда ждешь, время тянется. Но вместе с тем — и это, пожалуй, ближе к истине — оно летит даже быстрее, ибо ожидающий проглатывает большие массы времени, не используя их и не живя ради них самих. «А что мне еще оставалось?» — только ждать. «Я была как глупая школьница – в моей жизни не было ничего, кроме ожидания. Я была равнодушна ко всему. С тех пор я считаю, кстати, что нет ничего оскорбительнее такого ожидания – по отношению к людям, своей жизни и земле, по которой ты ступаешь. Никому нельзя отдать свою жизнь – но её так легко тупо проворонить, прикрывшись какой-нибудь великой целью». — Прошло десять лет. Десять долбаных лет и у каждого было на этот срок своё задание, — обходит кругом, заглядывает в нутро, — это пол вздоха существа вампира, а вы просто перестали выполнять предписанные правила? Кем вы все себя возомнили, ублюдки?! Слова липнут на ней паутиной. «Где ты был всё это время?» — мысленный запрос Отэм натыкается на блок. Волной по телу скользит удивление, он никогда не закрывался. Как бы ни было коротко время решения с его стороны, оно растягивается, когда находишься в неизвестности. Это был один из тех случаев, когда неоценимая привычка курить становится особенно драгоценной и утешительной. Отэм разжимает ладони, подается вперед. Там за прогнившими деревяшками, сквозь тонкую щель просматривается солнечная картина будущего. Оно не радует, разрывает на части. Эти кусочки не кому склеивать, да и незачем. Плоть не так страшна в гниении, как её описывают. Девушка превращается вслух. Пропускает, фильтрует каждое сказанное Демьяном слово. Руки тянуться за последней сигаретой, поджигают как фитиль взрывчатки. Бережно, трепетно и так жадно. Изгнаннику всегда приходится ждать. Считается, что это не только его роль, но чуть ли не обязанность. Он ждет, пока ему, наконец, улыбнется судьба. Сейчас их создатель отчитывает нерадивых деток, позволивших себе такую слабость как жить. Жить не по его воле. И вот подходит момент истины. Мы, оказывается, кружили всё это время в ложном направлении. «Знаешь, чего я боюсь, Демьян? Жить в подвешенном состоянии, постоянно ждать и чувствовать, что схожу с ума. Прожигать настоящее в ожидании будущего, хотя оно, когда наступит, станет всего лишь ещё одним настоящим, бороться с которым я не умею». Макалистер вдыхает никотин тонкой сигареты. Не двигается, продолжая всматриваться в щель. Что ей сейчас? Расшибиться о стену или сигануть с высоты. Всё поровну, всё едино. Покалечится, жить будет. Может попросить Артура оторвать ей голову. Пусть потешится народ. Всё равно половине этих дамочек не в сладость признавать сокращение расстояния между Леманн и ею. Они как заигравшиеся дети с тенью. Каждый хочет поймать, потрогать или что там. Но удается лишь промахиваться. А если и приловчишься ловить - станешь дураком без ощущений, скользящих сквозь пальцы. Иногда женщина ждет, чтобы не жить. Пока ты стоишь у крыльца, пока зажигаешь свечу в окне, кажется, что и время остановилось. Не взрослеешь, не меняешься, не стареешь. И жизнь вроде не зря, ведь ты на службе, под честное слово, данное по собственной воле, на посту, когда уже и вечер, и ночь, и снова утро, и лето прошло, и снег лег. Отэм выдых