Пыль

29

ек

ых хлопотах: от покупки прописей с промокашками до упорных попыток мамы научить меня правильно окунать перо в чернильницу. Мы всей семьей ехали на отдых в Крым.

не были видны освещенные фонарями силуэты громадных привокзальных тополей и водонапорной башни, похожей на старинный замок из книжек. Мама сладко спала на соседней полке, а отец стоял в коридоре в своей оранжевой дорожной рубашке и курил с незнакомым мужчиной

не понимал. Слушая разговоры взрослых, я знал только, что в Китае идет война и этот таинственный Чан Кайши нам то ли друг, то ли враг… Как это возможно, я не знал. Но я твердо знал, что мне хорошо от того, что я лежу ночью в купе, укрытый мокроватой простынью и слушаю украдкой разговоры взрослых. Мне было приятно от того, чт

м дымом и железнодорожным мазутом, которым часто покрыты летние шпалы. А еще пахло летом и приближавшимся теплым морем. Отец доста

что мы едем всей се

r>***<

ай перед сном. Рядом лежала газета с очками нашего попутчика: у него, в отличие от моей мамы, не было очечника. Я посмотрел в газету и улыбнулся: там было что-то про Китай и упоминался Блюхер — это имя я слышал от родителей. Рядом лежала газета отца, открытая на том развороте,

пало в свои права. На стенде висели газеты, которые можно было почитать прямо на перроне. Мимо по свободному пути пропыхтел паровоз, важно выпуская белый пар. В отда

ные паровозы стояли, готовые к выходу, выбрасывая в летнее утро кипящие облака пара. Невдалеке стояли насыпные холмы — терриконы, как называл их отец. Затем поезд встал на маленькой станц

агоны с углем. Поезд явно подходил к большой станции. Мне стало ужасно интересно, что это за станция, как вдруг с верхней

говорщицки под

утро… — у

м? — посмотрел он в окно

ите? — спросил я с не

— заулыбался мой сосед. — Наизусть все знаю.

рился я. За окном как раз мелькн

— снова ул

о перед Ал… Алчев

ь ответил мужчина. — А за ни

интересно узнать, что же было ноч

аш попутчик прищурился на летнее солнце. — Да спрашива

ьевич… В коридор выходило одиннадцать дверей — красные, блестящие с жёлтыми ручками. В вагоне было почти пусто, только незнакомая девушка стояла в отдалении с полотенцем. Стан

нодорожный узел, — захотел по

ло смотрели на меня. — Вот следующая, Горловка, — н

глядя на громадное здание из красного кир

тте хотел пофорсить: смотрите, мол, какие у нас

сную водонапорную башню. На путях за вокзалом р

вят, там паровоз менять буд

я. Когда я вышел из уборной, то с удивлением заметил, что станция словно и не кончалась. Мимо постоянно шли по

мне попутчик. — Там держат

как? — н

ак его везти из Артемовска в Ленинград? Не будешь же ты гонят

емовска! — задумался я. Мимо нас мелькало небол

ции, Горловки, ну, а там решают, куда с чем вагоны отправлять. А пока

ама уже проснулась и сидела у окна, надев белую блузку, темно-синюю юбку до колен и белые босоножки. Хотя

ья Филипповна! — улы

посмотрели ее карие глаза. — Подожди, дай посмотрю, не дергайся. Опять уши

мчался мимо горки, заста

чисти их в коридоре, пот

авит меня на место в присутствии соседа, которому я хотел по

ы можешь отстать от пое

ду покурить и возьму с собой Алексея. Он о

го внимания, — махнула рукой мама. — Алексей, н

в коридор. Деваться было некуд

ашни, готовясь заправлять наш новый паровоз. Всеволод Эмильевич вышел в коридор с пачкой папирос. Я с удивлением заметил, что теперь он был в сером френче, на котором красовался Орден Красного Знам

сть жизни. Мать кашляла, прогоняла табачные облака, требовала от отца курить в другом месте, но я в

— спросил я, — а ког

льная станция для сортировки угля. — Ох там вокзал к

это был настоящий узел. Приходили и отходили поезда. Столбы дыма бесконечными лестницами подымали

й Чан Кайши? Я просто газету вашу утром видел, простите, — притворно см

жный мост по которому спешили рабочие и торговки с фруктами.

лядя на ползущий новый паровоз. Громко рыкну

вать коммунистов, — Всеволод Эмильевич затянулся сла

олз к водонапорной башне, где его стали заправлять из шлангов. На башне

итик был бы для нас хуже Чан Кайши во много раз. Он давно бы продал Китай японцам, и тогда японская армия стояла бы у нашего Дальне

астался я. — Они в черных мундирах и с шашкам

долго до революции! «Нива» — дореволюционный журн

я! — обиделся я. — Пусть только суну

в самая сильная армия — японская. — От соседнего пути медленно пошел пасс

е победят? — с надежд

олод Эмильевич, — только путь к этому не близки

, глядя на башню. — Наши и Колчака

объединять народ против Антанты и Колчака. А в Китае все раздроблены понимаешь? В

бы поскорее была большая станция Чаплино, где мы снова прошлись бы со Всеволодом Эмильевичем и продолжили наш разговор. Мы вошли в вагон. Проводник

то мы проиграли в Китае.

понял, о чем они разговаривали ночью у окна, когда я проснулся под свет фонаря.

овно я был его старым товарищем в партии. От этого хлопка мне почему-то

зговорились. У Всеволода Эмильевича, как оказалось, жена Светлана и дочка Настя отдыхали в отеле под Гурзуфом, а он спешил к ней после важного дела. Из-за не

бюро Коминтерна, — механически ответил отец. — Но выросла снач

быть, у нас полуфранцуз и полурусский? — улыбну

акнув печенье в чай. Это прозвучало т

ш сосед, где мелькали постоянные узлы. — Вот про Фра

ула руками мама. — То ли дело Гренобль… Алекс, уберешь свой свин

— прово

рузили уголь в товарные вагоны. Дымился горячий асфальт, который укладывали загорелые парни в брезентовых рукавицах. Ковши экскава

вчера на окраинах городов мелькали дома, утопавшие в ромашках и звездочках, а теперь шли подсолнухи, которые словно тоже звали на море. Я посмотрел на заросли травы, через которые проходил товарный состав, и

рил о Китае, выражая несогласие с какой-то статьей, в ответ на что Всеволод Эмильевич убеждал его понять статью иначе. Что это была за статья и почему ее нужно было понимать иначе, я не знал, но сам этот разговор казался мне интересным.

волод Эмильевич. — Это не простой уголь, а коксирова

талино или Горловка? — прищ

ак что-то само собой разумеющееся. — Горл

отом мчался мимо пяти путей и бесконечных навесных мостов. Стрелки постоянно сходились и расходились. Я подбежал к расп

ный, с башней в центре, он был облицован красной и зеленой плиткой. В самом центре черной краской было выведено «Чаплино». Пока я смотрел во все глаза, о

просил я, все еще с изумлением г

дорог, — охотн

я станция, разгружающая сам Днепропетровск. Ст

там Днепро

Эмильевич. — Представляешь, какой

роду мало? —

и на перрон. — Локомотив тут не меняют — только заправляют. — Значит, — о

оттуда куда удобнее, чем из Севастополя. Можно на

улыбнулся отец. — Хотя… Может,

ски прыгнул через них к киоску, где продавалась минеральная вода. Всеволод Эмильевич весело посмотрел на него и почему-то улыбнулся. Я подошел к

ресторан? — кивнул отец, вернувш

евич! — ответил наш попут

ом смотрел, как служащие в красных комбинезона

нгеля били! — сказал я. — Папа то

часто бывал дома, но с ним я не боялс

ялся Всеволод Эмильевич. — Уви

лыбнулся и вдруг вздохнул полной грудью. Скоро я увижу Каховку, «гнилое море» Сиваш, потом башни маяков на

r>***<

>Настя

ы, потянувшись на кровати. Десять утра. Надо было вст

ичный голос мамы. — С добрым утром. Я

, — протяну

бнулась.

девалась красиво и со вкусом: осенью — в белом плаще и высоких коричневых сапогах, летом — в коричневом деловом костюме или коротком синем платье и белых туфлях. Люд

лыбалась, когда я забирала с пляжа очередную порцию камушков. Мне действительно нравилась такая коллекция. И такие, и сякие, и белые, и черные… Попадались даже

магазин, — голос мамы вер

за одним из столиков зеленоглазого худощавого брюнета в прямоугольных очках. На вид, моего ровесника. Его черные прямые волосы

роворчал че

го, наложив каши. Что-то подсказыва

в он смерил меня взглядом. Каза

ился мальчик, попр

я. В нем было что-

ждение. Значение моего имени мне весьма н

тью отозвалась я. Всё-таки за

с усмешкой пр

приторный запах кипарисов и тую. Я неожиданно представила, что мы с Мишкой сидим у моря и наблюдаем за волнами. Впрочем, он сухо попрощался и по

как обычно, — в сапогах и наброшенном поверх рубашки френче с орденом.

кучала! Теперь мы все вместе. Он опоздал

посоветовала мама, но я не обратила особ

значит сын коминтерновцев! Не конфеты подавай, а сразу Китай и Мировую революцию! Все прос

й показался мне весьма интересной личность

у его в черном плаще и с браунинго

овского-старшего! Он в двадцатом выступал на Втором

ответ отец, хотя на е

и любознательный. Хотелось бы познакомиться с этим Алексеем, если возможно. Я посмотрела за окно. А

очь Этьена! Первый раз ехал в поез

ь чаем и я похло

уженка и француженка, она замужем. Но честно, когда

— отозвалась мам

мама, — весело кивнул отец. — Сын

е Алексеем. Все-таки мне очень хотелось встретить этого человека. Хотя сейчас мне с

с ним поз

еклонна — только туда! Строили планы от самого Запорожья и в конце концов вышли в Симферополе — оттуда на такси лучше

ию, но там плохое море. Камней нет,

где нет камней и один песок. Что же это за отдых т

уховский про Кита

льзовался нами, как лопухами, захватил власть и переметнулся к англичанам

ий больше не

варина в двадцать четве

Нет, этого быть не должно! Я с обидой посмотрела в окно, и

r>***<

>Алексей<

и погружается в него, отдаваясь счастью теплых волн. Я еще не умел плавать, и мама учила меня этому каждый день. «Твоя беда в том, что ты не поставил цели, — назидательно говорила мне мама. — Ты должен сказать себе не просто «я должен плавать

три дня мама повезла меня в Севастополь — смотреть панораму Крымской войны, затем на Ласточкино гнездо. Я хорошо запомнил мраморную лестницу музея-панорамы,

олодными чистыми прудами. Я до сих пор помню, как мама вела меня за руку в гору мимо груды базальтовых валунов, пока, наконец, мы не вышли к круглому пруду, в котором чинно плавали белые и даже черные лебеди, которые мне казались тогда сказочными птицами. Мама поясн

жат медузы, морские звезды и светят маяки. Но ничего подобного не было! Была мощеная набережная не с маяками, а с фонарями, вдоль которой вес

гуляют вечерами по пустым пляжам и гортанно кричат, по хозяйски собирая еду. Им, кажется, и в голову не приходит, что кто-то может их прогнать. Крик чаек и теплый морской ветер навсегда стали для

них знакомых, и они вдруг дали почитать ему свежий номер какого-то журнала. Он читал его бесконечно, словно забыв о море. Затем его стала читать мама, также углубившись в тонкие страницы. Я понятия не имел, что было в то

ледний раз. Мама купила газету и дала прочитать ее отцу. Я лежал и

слышал я ее з

е… Жуть… — про

ных голубей. Помню, меня уже начала охватывать легкая сонливость. Отец купил нам три ватрушки, но почти не общался ни со мной, ни с мамой, — словно был в себе, а не с нами. Мы пошли мимо

много жаль расставаться с морем и башнями Алупки, но впереди меня ждала дальняя и интересная дорога. Я шел по платформе радостный, словно теплая летняя ночь и силуэты составов вели меня в новый ми

да поезд мчался мимо шахт и домен Донбасса. Вечером отец спустился попить с нами чай. Мама уже прилегла, а он пил со мной чай и показывал мне силуэты товарных соста

л он. — Белгород… Здесь развилка на Ли

бежевые цистерны в неясном свете фонарей к

ор не могу забыть то мерзкое название и в самом деле ржавые пути, убегающие куда-то вбок. Я ждал его у окна

рад. Теперь я остался с бабушкой, а маме предстоял обратный путь до той самой мерзкой Ржавы. Все было просто: отец взял с собой табельное