МЕРАХ

Высокие желтые стены каньонов изрезали пейзаж внутри континента на ровные и не очень ленты, собрав из них завершенный лабиринт, испещренный пещерами, пылью и привыкшими к засухе растениями. Остатки былой цивилизации — металлические скелеты арматур, изъеденные вечностью, что торчали из каменных скал, потрескавшейся тверди, высоких песчаных барханов, наростами охватывавших их доедая, — были лишь отголосками оконченной войны. Войны, что остановила мироздание, обнулила род человеческий, свела все к нулю.

В разрушенном мире в агонии умирали остатки живых существ, плоть гнила повсюду: на изуродованных улицах, вплавленная в слюду, плывущая по черным рекам, запутавшаяся в безлиственных сучьях кривых деревьев, на ступенях опустевших зданий, вкопанная частично в отсыревшую землю. Мир остановился. Ему понадобилось много веков, чтобы возобновить свой ход. Ночь длилась десятилетиями, а зима — столетия. Природа вернулась в исходную точку, запустив процессы эволюции заново — в погибшем мире зародилась жизнь. Новая измененная ее форма.

Синие глубокие и опасные воды океана, что омывал небольшой континент, кишели рыбой и млекопитающимися всех представляющихся воображением размеров и форм. Но чаще всего дикое население прибрежных зон использовало эпитет «огромный». Большая вода несла жизнь, кто бы спорил, даже несмотря на то, что была до зубного скрежета соленой, но при этом обитатели глубин и мелководья могли откусить что-нибудь зазевавшемуся охотнику, и хорошо если не голову.

В степях, на ровной сочной почве росли разнообразные растения, плодоносящие и не очень, несущие угрозу, но не менее прекрасные по природе своей. Одно большое сине-зеленое небо над головой, скорее даже лазурного оттенка, с закатом двух светил — малого и большого Солнц — окрашивалось непременно в багровые тона, словно яркие светила каждый вечер проливали собственную кровь на небосвод. Луна на черном, словно из самого морока сотканном, небе была несравнимо огромна в сравнении с мелкими и далекими Солнцами. Казалось, что сама Земля во время однодневной войны сместила свои орбиты, перепутав широту и долготу, раздробив полюса.

Это был мир, в котором цивилизация только зарождалась. Люди, рожденные природой не так давно от предшественников своих, животных, были диковинными фигурками на новом игровом поле, приготовленном Эволюцией. Эти дети, до сих пор весьма напоминавшие зверей своим внешним видом, развивались неторопливо — спешить им было некуда. Острые зубы, выраженные клыки, хвосты и крепкие короткие когти были еще слишком явными, как и шерстяной пушок, спускавшийся от кромки волос по шее, позвоночнику, копчику, вплоть до соединения с хвостом. Люди были совсем молоды как отдельный новый вид, но это не мешало им постоянно желать большего. Жестокие, грубые, сильные, примитивные, но уже алчные, жаждущие, ищущие.

Люди быстро завоевывали территории, вытесняя безуспешно конкурирующих с ними животных вглубь континента, приручали интересных себе зверей, седлали больших диких кошек, возглавляли стаи койотов и волков, убивали. Да, непременно убивали, утверждаясь в собственной силе и величии. Выделанные шкуры помогали согреться в холода, а кровь объединяла с каждым уничтоженным существом, сплетая нравы и порядки по воле сильнейшего воедино. Альфы — самцы, вожаки, лидеры. А остальные… это были остальные. Прислужники, члены его стаи.

Маленькие общины людей расширяли свои границы, иногда даже снимаясь с насиженных любимых мест. Поколения сменяли друг друга слишком быстро поначалу — природа была беспощадной, не прощала ошибок новым выблядкам, что стремились сформировать новую расу — венец природы? Возможно, но, скорее всего, лишь ее очередное творение.

«Человек прямоходящий».

Смелый, бесстрашный, познающий. А еще — безжалостный, жадный, неумолимый.

Люди этого времени были похожи и не похожи друг на друга — их уклад, место стоянки влияли на развитие отдельно взятых индивидуумов и их маленького часто закрытого социума. Даже наречия, на которых говорили эти племена или целые семьи, разительно отличались друг от друга. Это было время исполинских деревьев, развития земледелия и открытия руды. Время демонстрации силы и принуждения, желаний и первых надежд.

Мощные черные с зелеными верхушками скалы нависали над шумным пенистым океаном и входили клином в кипящие жизнью воды. Племя Арруда располагалось у кромки берега. Глубокая, бескрайняя, исчезающая за горизонтом вода была как защитником племени, так и кормильцем. В водах водилось много рыбы и крабов. Опасные обитатели океанских глубин их уже не пугали, стали привычными, а с их помощью и мертвыми, являясь пищей жителей племени.

Жилища племени Арруда строились на берегу и заходили в воду острым клином, поднятые на массивные высокие деревянные опоры. С другой же стороны стоянку прикрывали высокие отвесные скалы. В этих величественных каменных барельефах племенем были высечены рукотворные пещеры. Черные мрачные ниши служили и схроном, и темницами, и домами во время сезонов штормов. Так что расположение с точки зрения вождя просто отличное — подойти незамеченным невозможно. С приливами вода моря поднималась и доходила иногда практически до порога типичного небольшого круглого дома. Но Арруда словно имели жабры, также как и привычные всем хвосты, с удовольствием ныряя в прохладные воды.

Недалеко от стоянки племени была обнаружена в скале жила, богатая рудой. Карарехе, как дальновидный правитель, учился со своим племенем добывать новый материал и его обрабатывать. Материал, о котором еще ничего не было известно, а в его племени уже появилась первая утварь из этой руды — топоры, ножи, наконечники для копий, стрел. Мужчины племени уже оценили прочность орудий и с радостью поменяли костяные и каменные ножи на металлические.

Племя Арруда не отличалось миролюбивым нравом. Мужчины были крупные, широкоплечие, высокие, в основной массе своей черноволосые и черноглазые, с большими ладонями и сильными ногами, с литыми мышцами под светло-бронзовой кожей. В шкурах, мягких ботинках, набедренных повязках, эти особи походили больше на медведей, если учесть, что в размерах этим животным уступали незначительно. Племя было далеко не мирным, регулярно нападало на другие племена, подчиняя и угоняя в рабство пригодных для работы людей, присваивая им новый, еще никем не использованный статус — раб.

Стоит отметить, что собственных омег Арруда в племени практически не было, рождались в основном альфы или беты. Это можно было считать как благословением, так и проклятьем. Смотря с какой стороны на это смотреть. Поэтому пленных омег забирали в общие гаремы для потомства. Один воин Арруда мог иметь сколько угодно омег, бесправных рабов, чья жизнь стоила меньше, чем деревянная плошка. Угнанных, пригодных для размножения омег держали в домах по пятнадцать душ. А забрать себе омегу в личное пользование можно было только с разрешения вождя при условии, что статус раба не изменится.

Пришлые непригодные для размножения омеги, как и беты, выполняли тяжелую работу в селении, работали на руднике, обрабатывали камень, кость, шкуры, очищали туши пойманных рыб от чешуи и требухи, готовили, шили. И молчали. Каждый приведенный пленный лишался языка. Это было удобно и практично, ведь даже плач обреченных становился бесшумным, не тревожащим слух воинов Арруда и их вождя, Карарехе. Слабым в этом племени было не место — от них избавлялись, считая смерть для такого существа благодатью. И неважно, сколько было зим этому существу — одна или пятдесят.

У Кахе уже было двое подрастающих детей: альфа и бета, — а омегу, что был с вывихом ноги от рождения, убили спустя одну зиму, когда стало понятно, что ребенок — калека.

Дети росли отдельно от омег-родителей и альф-отцов. Никакого права наследования — только право сильнейшего, поэтому все с самого начала имели равные шансы в будущем оспорить право на власть. Для детей были построены отдельные небольшие дома. Детей от рабов отдавали омегам и бетам Арруда, чтобы их растили по всем правилам и традициям те, кто мог говорить, учить и объяснять.

Прошло около пяти Лун с последнего похода Арруда на кочевые племена, и разведчики, что поднимались в горы, в пустыню и в степи, не приносили тех новостей, что ждал Карарехе. Ему уже опротивело сидеть на месте, новое копье с металлическим наконечником, как и свежесделанный охотничий нож, приятно лежали в руке, готовые испить первой крови. Дух воина и просто завоевателя, жестокого по природе своей самца, навязчиво точил зубы, скалясь в темноту ночи клыкастой пастью, требовал движения, действий, войны. Семь Лун. Это много? Для того, кто живет не миром — катастрофически.

И вот наконец духи сжалились над ним — в десяти днях пешего перехода на север, к Черным Пескам, охотники обнаружили небольшое племя душ на сорок. Не кочевники, уверял вождя главный из разведчиков-следопытов. «Не похожи», сказал он ему. Черные пески — это степь, скорее всего это «травоядные», как привыкли между собой называть Арруда тех, кто занимается земледелием.

Кахе оскалился, низко зарычав. Самое время размять кости, а то он засиделся.

— Собирайтесь, — низкий с хрипотцой голос, — завтра на рассвете выходим.

Присутствовавшие на вече мужчины зарычали в один голос. Завтра они пойдут за свежей кровью.

Шаман племени бесшумно подошел к вождю, встал по правую руку, оказавшись в поле зрения черных, как уголь, глаз.

— Не ходи, великий вождь, — здоровый крепкий старик с побелевшими от времени волосами склонил немного к правому плечу голову. Его черные, не тронутые временем глаза смотрели внимательно, прямо.

— Почему я должен слушать тебя, Маори? Племени нужна свежая кровь. У нас подохло десять омег после шторма и болезни, альфы скоро вынут души и у оставшихся.

— Не ходи, Кахе. Шлюхи подождут, — старик выгнул кустистую белую бровь. — Духи говорили со мной, — шаман тряхнул костяным ожерельем. — Духи предупреждают тебя, Кахе. Не ходи.

— Мой нож ждет сражений. И если духи не собираются мне помогать, то пусть не мешают, — вождь выдернул из нагрудных ножен новый металлический нож, демонстрируя его шаману, и угрожающе сузил глаза.

— Ты сгоришь, Карарехе, в пламени мерах.

Вождь Арруда лишь оскалился, обнажив крепкие острые зубы, и покинул вече. Его внутренняя сущность ждет с нетерпением этого маленького похода, возбужденно порыкивая, им всем надо выйти за пределы селения до начала сезона штормов, до начала зимы. Через три Луны придут шторма. Высокие волны будут стараться пробиться в их бухту меж узких скал, что вратами захватывали большую воду. Будет сильный ветер и волны, облизывающие пороги их жилищ. А потом, придет шесть Лун холода, и вода покроется тонкой коркой льда. Нет, шамана он слушать не будет, в этот раз старик не знает, о чем говорит.