Сломанный мир

остров, сам по себе, каждый челов

н Д

ться домой? Или когда он не может сделать этого, но начинает думать и говорить о чем-то еще, кро

ин, “О волше

рав Бесконечной Пустоши, ч

едназначение в этом мире. Они прибились д

ыре бога яв

ь мудрость и закон, и она увела с собой на Север тех, кто мог помочь ей в э

им пошли те, чьи души стремились к

мелые, не боящиеся суровых испытаний, и уше

то остался, и сердце ее преисполнилось жалости. Она осталас

ных и наделяют их исключительными качествами, и их избранники становятся великими мудрецами, волшебниками, императ

гово

г. Бе

акон. (Он не придумал ему другого имени — просто «дра

-то неладное. Но другая его часть говорила совсем другое. Его мысли слишком сильно спутались, что

азмыслив, он решил, что это только подтверждает его реальность: если он перестанет ве

объемнее — до этого ощущение окружающей реальности у него было как-то притуплено, словно он

ове начал сгущаться

и в Байцзине,

питывавшиеся при юйгуйском дворе, не хотят брать его в свою компанию. Их неприязнь не была агрессивной; однажды, правда, кто-то подставил ему подножку, он упал, но больно не было, а мальчика, котор

придворные дамы избегают его мать, а значит, люди не любили и ее тоже. Хотя ничего удивительного в этом, по его мнению, не был

то, был чужаком в этой стране — наследный принц враждебной Юйгую Рюкоку, Страны Дракона, он жил при юйгуйском дворе в качес

е сдавшаяся; побежденные всегда благороднее победителей, твердил отец. По его словам, когда-нибудь они вернутся туда, и все наконец-то станет правильно: он займет место своего отца — деда Юкинари — н

исчислялись десятками; но в этот раз он знал, что это будет не очередная детская выдумка, а самая настоящая — единственно настоящая — правда. И он занимался своей Страной Дракона постоянно, ежедневно, с поразительной для ребенка тщательностью продумывая детали: обычаи этой страны, законы, города, богов, одежду людей, деревья, которые могли там расти, волшебных животных, которые могли там водиться... В воображаемой Рюкоку жили не только драконы — там были и единороги-цилини, и утонченные, образованные многохвостые лисицы

ндиозного путешествия; этим путешествием, конечно, должно было стать возвращение в Страну Дракона — для него воображаемая Рюкоку стала домом, которого он здесь был лишен. Он даже точно о

кокусский (язык настоящей Рюкоку) — отец всегда упрямо говорил с сыновьями только на своем родном языке, остальные же говорили с Юки на юйгуйском, так что оба языка были ему с раннего детства одинаково привычны. Но в его воображаемой Стране Дракона был какой-то другой язык, и ему нравилось придумывать иероглифы и звучание слов этого воображаемо

и он мечтал, но уже даже не надеялся подружиться. Тот был умным, молчаливым и изящным, с серьезными широкими бровями. И характером они были по

тракции, хотя его одиночество было вполне реальным и постоянно мучило его. Но Юки не приходила в голову такая, казалось бы, очевидная вещь, что для дружбы надо что-то делать. Он не знал, как выразить свой интерес к этим детям — и не понимал даже, что его принято как-то выражать; вместо этого он постоянно придумывал и исполнял маленькие

ля него смысл; он вроде бы и знал, что что-то делает не так, но не мог понять, какие поступки в

аться. В его памяти прочно хранились иероглифы, исторические даты, цитаты из поэтов и филосо

а книги. Когда ему было десять, он попросил

акона; этот мир был ярче и реальнее, чем окружающая его действительность. По сути, кроме С

и перестал разговаривать с братом и родителями. По-прежнему очень много читал, иногда играл сам с собой в популярную в Юйгуе настольную игру «Туман и облака», придумывая разные стратегии. Часто он по

о случилось. Ему сказали про больное сердце. Это, конечно, мог быть и яд, но вряд ли его о

го существования. Он и раньше часто чувствовал себя каким-то ненастоящим, бесцветным и тонким. Время от времени, будто бы очнувшись ото сна, он думал, что люди вокруг него живут, а он — только существует. Холодное

ерый и хрупкий, словно засохшая бабочка, и вот-вот развалится и осыпется прахом. Ему стало очень страшно. Он разби

абоотой и вниманием; им казалось, что он так переживает из-за смерти отца. Он попытался объяснить,

в него огромную, искреннюю, совершенно правильную любовь к жизни. Вот только, по вопиющей несправедливости, он почти не дал ему сил для этой самой жизни. Сил, воли,

зные связи. Выбирая между жизнью то ли парии, то ли пленницы при дворе юйгуйской императрицы и побегом в чужую страну, которую ненав

под покровом темноты покинули Байцзин. Их преследовали и искали, но недолго. Юйгуй находился на пике расцвета и мощи, и по

Дракона, реальной, не воображаемой. Они вернулись дом

ним настороженно — нелегко было закрыть глаза на то, что дети принца Юкихито родились и воспитывались во вражд

залось, все это должно быть романтичным. Но Синдзю, все время окутанная пеленой дождя или тумана, оказалась тёмным, давящим городом. Она пахла влажным холодом, гниющими сетями и сваями, рыбой. И какими же обшарпанными были дома, как бедно выглядели люди на улицах! Он невольно сравнивал увиденн

, оно ровно било о берег и не замерзало зимой. Зимы тут оказались мягче,

ове продолжал сгущаться, воображение играло с ним странные шутки, и временами ему казалось, что он действительно их видит: струящиеся, словно водоросли, темные силуэты в каналах, отблески чешуи... Эти драконы не были добрыми, они пугали его. Он был бы рад забыть о них, но напоминания подстерегали его повсюду: в виде скульптур в городе, на одежде, на посуде, на картинах. Трон императора именовался Троном Дракона, лицо императора — Лицом Дракона. Когда р

книгами за полночь: нужно было столько всего узнать о стране, которая стала теперь его домом... В то же время он не понимал, зачем ему все это. Прежде его небольшие детские ритуалы, пускай и иррациональные и непонятные окружающим, были направлены на то, чтобы обзавестись друзьями — но ритуалы, которые приходилось выполнять здесь, и вовсе не имели смысла, так как при рюкокусском дворе не было никого, кого он мог бы или хотел бы назвать другом. Требования придворного этикета он усвоил лишь затем, чтобы на него обращали помень